Москва, 16 сентября, 2014, 14:07 — ИА Регнум. Приближающийся референдум о независимости Шотландии окончательно поставил ребром все те вопросы, которые возникли в британской политической повестке дня после окончания Второй Мировой войны, но которые британское правительство (в скобках заметим, что на протяжении XX в. оно было в основном консервативным, продолжением чему стало начало века XXI) предпочитало не замечать. Среди них основным стал вопрос о том, что собой представляет Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии после войны.

Война всегда ставит кардинальные вопросы перед государственностью. Так, вспомним, что именно после Первой мировой войны активизировалось как ирландское (в 1921 г. было образовано Свободное Ирландское государство), так и шотландское национальное движение. После Первой мировой войны Британии пришлось изменить отношения со своими доминионами. Был заключен Вестминстерский статут, дававший всем членам Содружества равные возможности. В дальнейшем после окончания Второй мировой войны Великобритания была вынуждена предоставить независимость целому ряду подконтрольных территорий, охваченных мощным национальным движением. Весь этот процесс получил яркое название «закат британской империи». При этом все примерно представляют, когда он начался, но не указывают, закончился ли он. По всей видимости, он всё ещё продолжается. Для Соединенного Королевства он выражен в явлениях кельтских национализмов (ирландский, валлийский, шотландский), которые периодически ставят под сомнение существующую систему управления и даже само государство. Католическое население Северной Ирландии очевидно через некоторое время потребует проведения референдума, а население Шотландии уже готово ответить на вопрос о возможной независимости. Между прочим, одной из веских причин желания шотландцев отделиться, стало крушение Британской империи, что повлекло за собой падение статуса и утрату экономических возможностей, но при этом сохранилось давление английского Центра, которого мало заботят проблемы национальной кельтской периферии.

В период империи шотландцам дали возможность почувствовать себя партнерами англичан. Так, они приобрели равные торговые права с англичанами, пресвитерианская церковь, хотя и получила в качестве главы британского монарха, осталась самостоятельной и неприкосновенной, а судебная система была признана независимой от английской. Но самое главное здесь — это то, что культурная и правовая отличительность Шотландии от Англии всегда была очевидной для всех, включая самих англичан.

Экономическое развитие Шотландии действительно длительное время было связано с империей (в большей степени с наличием морского побережья, через которые проходили потоки колониальных товаров, а не с планомерной политикой власти). Шотландские порты обслуживали колониальную торговлю (ввоз табака и хлопка-сырца, пока североамериканские колонии не отвоевали свою независимость). Богатств было настолько много, что они позволили многим предприимчивым людям заняться производством. Благодаря этому в самой Шотландии возникли промышленные предприятия, развивалась металлургия и инженерная мысль. Так к XIX в. Шотландия стала развитой промышленной частью страны. Две мировые войны и потеря прежних возможностей в рамках империи полностью изменили картину и продемонстрировали, что на самом деле отношение Англии к Шотландии как к периферии государства не менялось, а в отсутствии экономических и финансовых прав региона его экономическое и социальное падение было гарантировано.

Например, северные регионы страны и, в особенности, Шотландия и Уэльс, в течение всего XX в. оставались в зоне неблагополучия, что отражалось в объемах производства и, соответственно, в доходах населения. Так, средний доход на душу населения на севере страны является самым низким по Соединенному Королевству, так же как уровень смертности остается самым высоким именно в национальных регионах государства. Более того, ссылаясь на данные показатели, кельтские регионы длительное время заявляли, что Англия строит свою политику, исходя из колониального статуса этих территорий (видимо, они заменили окончательно утраченные колонии), что стало важной чертой в период управления страной М. Тэтчер, возглавлявшей партию консерваторов (т.е. произошла переориентация на выкачку ресурсов из этих территорий, а не на инвестирование в производство).

В 80-е гг. XX в. региональные дисбалансы серьезно усилились. Британские экономисты М. Харт и Р.Т. Харрисон полагают, что это стало результатом принятия решений исключительно с точки зрения Лондона и формирования жестко централизованной экономики. И только в 90-е гг. XX в. ситуация выправилась, но не благодаря политике Центра, а благодаря массовым притокам инвестиций и интеграции кельтских региональных экономик в общий рынок.

Интересно, что именно в межвоенный период укрепилось национальное движение в Шотландии, которое привело к формированию Шотландской национальной партии. Она с течением времени стала главным участником всех политических процессов в регионе и главным раздражителем Центра в диалоге с региональным населением, которое в представителях этой партии увидело своих реальных политических партнеров и защитников, что и было продемонстрировано на региональных выборах в парламент Шотландии в 2007 и 2011 гг.. Тогда шотландские националисты смогли сформировать правительство и приступить к осуществлению своих идей. Кстати, их поддерживают и те избиратели, которые не воспринимают инею независимости Шотландии, однако осознают преимущество иметь в лидерах националистов, которые всегда могут заставить Центр пойти на уступки мятежному региону.

Итак, очевидно, что Соединенное Королевство как государственное образование набрало силу и окончательно укрепилось как единое, хотя и разнообразное целое благодаря активной внешнеполитической деятельности и стремительному экономическому росту. Данный союз означал несомненные блага для элит и в некоторой степени для рядовых граждан. Ценность этого союза значительно сократилась в XX в., даже невзирая на мировые войны. Упадок британского колониального могущества привел к геополитическим изменениям и обострил проблему самоидентификации для всех жителей Королевства. Разделение Ирландии и создание независимого ирландского государства стало очевидным сигналом слома данной государственной структуры. Вся последующая государственная политика была направлена на сохранение единого государства и удовлетворение хотя бы части претензий национальных регионов. 1970-е и 1990-е годы оказались знаковыми в этом процессе. С 1998 г. начался отсчет деволюционных преобразований, в ходе которых был восстановлен Шотландский парламент и региону были переданы Центром некоторые компетенции, включая налоговые.

Интересно, что многие британские конституционалисты, например, В. Дайси, ощущали угрозу для Соединенного Королевства со стороны кельтской периферии и, поэтому, выступали за консервацию британской конституции в плане верховенства парламента и собственно «английских институтов власти», которые олицетворяют единство государства в условиях культурно-территориальной множественности. Однако сохранение англоцентричного взгляда на конституционное развитие Британии не отвечает требованиям времени. Очевидно, что вся эволюция британской конституции свидетельствовала о формировании единого центра принятия решений, невзирая на признание ряда правовых отличий регионов. Принцип парламентского суверенитета, отличающий британское государственно-политическое развитие, объективно препятствует проведению «глубокой» деволюции. Сохранение данного принципа заставляет нас говорить, что изменения конституционного характера неизбежно будут неустойчивыми, так как Вестминстер может отменить любые прежние постановления. При этом само наделение других институтов правами осуществляет именно общегосударственный парламент, т.е. деволюция была осуществлена таким образом, что Вестминстер оставил за собой возможности решать все вопросы в отношении Шотландии, независимо от того, находятся они в ведении региональных институтов или нет. Сохранение принципа парламентского суверенитета остается главной конституционной традицией, обеспечивающей единство всех частей государства, что создало противоречивый путь для деволюционных преобразований.

Понятно, что многие политические силы не получили удовлетворения в ходе деволюции. Для консерваторов деволюция стала кошмаром, для лейбористов — способом укрепления их позиций, но с учетом консервации этой реформы, либеральные демократы полагали необходимым осуществлять дальнейшую федерализацию. Для шотландских националистов деволюция стала шагом к независимости. Проблема самоидентификации после референдума, да уже и сейчас, стала актуальной для британцев и, в первую очередь, для самих англичан. Ведь с голосующими шотландцами всё понятно, а их выбор на референдуме покажет, кем они себя ощущают, прежде всего, — шотландцами или британцами. Иное дело с англичанами. Помимо этого, шотландские националисты уверенно говорят о независимом будущем Шотландии.

Согласно официальным документам, подготовленным Шотландской национальной партией (ШНП), Шотландия готова быть полновесным участником Европейского союза. Так, ШНП опубликовала 670-страничную белую Книгу «Будущее Шотландии» в ноябре 2013 г. Опорой шотландской независимости там обозначен шельф Северного моря, в частности, шотландцы претендуют на 96% нефтяных запасов и 52% газовых, что составляет около 57% от нефтяных ресурсов ЕС (не считая Норвегии, которая не является членом ЕС). Представители ШНП заявляют также о сохранении монетарного союза с остальной частью Соединенного Королевства и оставляют британский фунт стерлинга в качестве основной валюты. Однако этот союз, несомненно, наложит некоторые ограничения на экономическую и фискальную политику Шотландии. Помимо этого, шотландцы готовы и после референдума в случае обретения независимости считать Елизавету II главой своего государства. Таким образом, ШНП всячески подчеркивает, что независимость влечет за собой большие изменения не для шотландцев, а для англичан, и именно перед ними поставит многие вопросы, на которые им придется найти ответы. Лондон оказывается столицей постоянно сокращающегося с момента крушения Британской империи государства. И именно Лондону придется встретиться лицом к лицу с проблемами самоидентификации, а не Шотландии. Уход Шотландии однозначно означает глубокий кризис британской идентичности.

Помимо этого, он даже поставит под сомнение возможности Британии полноценно сотрудничать с США и НАТО, ведь базы Трайдент должны быть выведены с территории Шотландии в случае одобрения шотландцами идеи независимости. Поэтому перед правительством Соединенного Королевства встает дилемма: заключать соглашение с Шотландией или искать новое место дислокации в случае позитивного исхода референдума. Поскольку первое невыполнимо, а второе осуществимо с огромными трудностями, это означает для Соединенного Королевства очередную потерю статуса, в том числе и статуса ядерной державы, что также сопровождается опасениями изменения особых отношений с США.

По новым опросам общественного мнения, проведенных в 2014 г., ясно, что число тех, кто выступает против независимости, сократилось с 46% до 42%, а с учетом того, что число тех, кто не может определиться, достигает 19%, то можно говорить о том, что существуют явные возможности роста электората в поддержку идеи независимости. Более того, разница между двумя точками зрения не столь уж и существенна. Периодически число тех, кто выступает за независимость практически равно тем, кто высказывается против нее. Шотландский диалог, который начал лидер шотландских националистов А. Сэлмонд, затронул все круги и слои шотландского общества и призвал всех к обсуждению этого вопроса. Активные дискуссии привели к тому, что в обществе возможная независимость уже никого не удивляет, все обсуждают детали и нюансы процесса, высказываясь за и против. Идея независимости Шотландии, таким образом, стала совершенно легальной и устойчивой. И это подтверждает долгосрочную стратегию Шотландской национальной партии. Поэтому сейчас уже с уверенностью можно сказать, что, невзирая на то, чем закончится референдум 18 сентября 2014 г., Шотландия станет независимым государством в будущем. А данный референдум можно считать точкой отсчета, ведь в ходе его идея независимости обретет окончательно плоть и кровь. С этого момента она будет расти, развиваться и укрепляться, особенно в условиях политического превалирования консерваторов, и их угроз вывести всю страну из состава Евросоюза.

Наталья Ерёмина, кандидат исторических наук, доктор политических наук, доцент СПбГУ.