Константин Казенин: Всенародный "ленинкентский" субботник
С начала 2013 года в Дагестане заметны попытки пересмотреть методы антитеррора и борьбы с экстремизмом. На определенных направлениях это принесло успехи. Достаточно вспомнить уничтожение одиозного лидера бандподполья
В течение года чиновники разного уровня неоднократно заявляли о том, что к борьбе с террористами и радикалами необходимо привлекать местных жителей, создавая для этого, в частности, народные дружины. Здесь у Дагестана, действительно, накоплен большой положительный опыт. Народное ополчение встало на пути басаевских боевиков в 1999 году. Позднее в горных районах республики сельские жители также не раз противостояли местным "лесным". Но сейчас призыв к гражданскому населению выйти на антиэкстремистский "субботник" нередко приводит к процессам совершенного иного рода. Чтобы понять, о чем идет речь, можно обратиться к происходившему в октябре и ноябре в
В Ленинкенте дважды - 11 и 18 октября - сбор жителей на пятничную молитву сопровождался конфликтами с применением силы. А в пятницу, 15 ноября, пролилась кровь: по официальным данным, шесть человек в поселке получили ранения, двое госпитализированы. Суть происходящего каждую "черную пятницу" состояла в одном и том же: группе верующих, ходивших в одну из мечетей поселка (расположенную на улице Гагарина), не позволяли туда пройти. Всех призывали собраться на молитву в центральной поселковой мечети, контролируемой Духовным управлением мусульман Дагестана. Против проведения пятничной молитвы в "альтернативной" мечети выступала и часть местного населения, и пришедшие в поселок отряды гражданских лиц. При этом каждый раз в Ленинкент вводились подразделения силовых структур. О том, как они действовали, разные участники и очевидцы событий выдвигают разные версии. Совпадают эти версии в том, что насилие эти силовики - как минимум - не предотвратили.
С чем были связаны выступления против пятничной молитвы в одной из мечетей? Очевидно, что их причина не сводилась к действующему в исламе требованию верующим одного населенного пункта всем собираться в пятницу в одной мечети, если только она может их вместить. Это требование нарушается в сегодняшнем Дагестане, с его сложной исламской мозаикой, вовсе не только в Ленинкенте. В данном же случае противники "альтернативной" мечети называли ее "салафитской" и именно этим объясняли свои действия. Те местные жители, которые препятствовали проведению молитвы в мечети, мотивировали свои действия беспокойством за обстановку в поселке. Они опасались, что из-за наличия в поселке "салафитской" мечети Ленинкент может стать предметом особого внимания правоохранительных органов. В этой связи звучали даже призывы не дать превратить поселок во "второе Гимры" (Гимры - село в горном Унцукульском районе Дагестана, где длительное время действует режим контртеррористической операции). Что касается участников столкновений, приходивших в поселок извне, то они, судя хотя бы по некоторым деталям их одежды, позиционировали себя как сторонники Духовного управления мусульман Дагестана, из-за чего, вполне логично, требовали сбора всех верующих в центральной мечети, имам которой также лоялен Духовному управлению. (Оговоримся, что отождествлять позицию дружинников и Духовного управления оснований все же нет: руководители этой структуры высказывались о существовании в поселке двух "пятничных" мечетей в довольно примирительном ключе.)
Слово "салафит" в сегодняшнем Дагестане - многозначное. Оно не обязательно обозначает приверженца религиозного направления, известного под этим наименованием на Арабском Востоке. Среди дагестанских "салафитов" есть реальные сторонники вооруженного джихада, терроризма, различных экстремистских проектов. А некоторые люди получают такое наименование только потому, что полемизируют по доктринальным вопросам с наиболее влиятельным на данный момент в местном исламе религиозным течением - суфизмом (не вдаваясь в богословские детали, отметим лишь, что этой полемике в Дагестане - более ста лет; она активно шла, например, в местных мусульманских газетах в 1910-е годы, когда проблема терроризма в Дагестане не стояла вовсе). Следовательно, и наименование какой-либо мечети как "салафитской" может интерпретироваться очень по-разному. Но для того, чтобы в полном объеме понять риски происходящего в Ленинкенте, важно отметить другое: в мечети, из-за которой возникло противостояние, собираются не только салафиты, как бы ни понималось это слово в данном случае. И многие угрозы, которые несут в себе ленинкентские события, связаны как раз с наличием в мечети, оказавшейся в центре конфликта, иной группы прихожан.
История у этой мечети Ленинкента вообще особенная. В 1920-е годы небольшой дагестанский поселок, населенный кумыками - тюркским народом, обитающим в равнинной части республики, - был перенесен ближе к Махачкале и переименован в честь вождя мирового пролетариата. Но без своей мечети жители переезжать отказались, и советская власть, тогда еще в целом миролюбиво настроенная по отношению к исламу, разрешила перенести здание на новое место. Камень за камнем мечеть перевозили на повозках в нынешний Ленинкент, дальнейшая судьба которого сложилась так же, как судьба многих других населенных пунктов дагестанской равнины. Начиная с 1950-х годов в регионе начался процесс активной миграции на равнину горского населения. Национальный состав равнинных городов и сел стремительно менялся, во многих местах этот процесс продолжается и до сих пор. В том же Ленинкенте кумыки составляют теперь менее половины населения.
Само по себе появление на равнине новых жителей чаще всего не вызывает конфликтов. Но когда, одновременно с этим, власти принимают решения, ущемляющие земельные интересы коренных жителей равнины, - регулярно возникают осложнения, в том числе и с явным межэтническим подтекстом (хотя при отъеме земель у коренного населения равнины выгодоприобретателями чаще оказываются не вчерашние переселенцы с гор, а структуры, близкие региональным чиновникам). Именно земельные конфликты на протяжении последних лет определяли ситуацию в Ленинкенте. Поскольку поселок находится в черте Махачкалы, землей в нем распоряжается городская мэрия. Земельные участки в поселке, расположенном у подножья гор вблизи федеральной трассы, пользуются большим спросом. При всемогущем градоначальнике
Члены этого "актива" посещает в основном ту самую мечеть, вокруг которой и возникло противостояние. Насколько можно понять, эту мечеть, некогда перенесенную на нынешнее место их предками, они считают символом "старого" Ленинкента, символом общины, существовавшей в этом селе до переселений советского и постсоветского времени. С другой стороны, она стала для них и своего рода "запасной гаванью" после того, как в 2007 году имамом центральной мечети поселка стал человек, которого они не поддерживали. При этом, по нашим данным, с религиозной точки зрения многие местные кумыкские общественники являются приверженцами суфизма, то есть как раз того направления, которое доминирует сегодня в Духовном управлении мусульман Дагестана и от имени которого выступали пришедшие в поселок дружинники. Другое дело, что кумыкские активисты Ленинкента в основном персонально ориентированы на тех суфийских религиозных авторитетов, которые достаточно далеки от нынешнего руководства Духовного управления. Например, многие из них чтят память шейха
Безусловно, конфликт вокруг мечетей в Ленинкенте - не межэтнический. Достаточно сказать, что имамы обеих мечетей, где верующие собираются по пятницам, - аварцы. Но из-за вовлечения в эти события "кумыкского актива" - просто в качестве части прихожан мечети, из-за которой возникло противостояние c участием дружинников, - эхо Ленинкента может прозвучать в сферах, далеких от борьбы с религиозным экстремизмом. Примечательно, что за сохранение в поселке "старой" мечети и против действий дружинников высказались и кумыкские общественники из других населенных пунктов. Кумыкское движение - одно из заметных этнических движений в Дагестане, способное на проведение резонансных протестных акций, несмотря на свою внутреннюю раздробленность. До сих пор кумыкские общественники, в Ленинкенте и за его пределами, в основном концентрировались на земельных проблемах. А вот в результате событий октября-ноября они оказались вовлечены и в борьбу вокруг мечетей.
Итак, попытка активизировать в Дагестане народные дружины, в том виде, в каком она была сделана в Ленинкенте, может осложнить положение в регионе, создав новые источники напряженности. Ведь в данном случае речь не о помощи дружинников силовикам в борьбе с преступниками, а о дозволении вмешиваться в конфликтные ситуации никем не контролируемым отрядам гражданских лиц. В таких условиях спираль взаимного насилия разворачивается по собственной логике, никак не связанной с противостоянием терроризму и экстремизму. И эта логика, как показывают ленинкентский опыт, может быть весьма неожиданной для тех, кто основывает свои решения на схематичных, далеких от реальности представлениях о регионе.
Обилие негативных новостей из Дагестана в федеральных СМИ не должно формировать обманчивого впечатления о том, что в этом регионе "хуже уже быть не может". При всей остроте дагестанских проблем, модные сегодня сравнения Дагестана с Афганистаном или с наиболее неспокойными странами Арабского Востока - все же художественное преувеличение, а не констатация реальности. Поэтому особенно важно не допустить неосторожных движений, в результате которых возникнут новые или укрепятся старые линии противостояния, вовлекающего все большее число людей. Даже перед лицом сохраняющейся террористической угрозы, а вернее - особенно перед ее лицом, принципа "не навреди" не отменял никто. Как и политической ответственности тех, кто пренебрегает этим принципом.