Ставропольский край, 26 августа, 2013, 14:01 — ИА Регнум. События, произошедшие на северной окраине Махачкалы 21 августа, когда земельный спор вокруг примерно ста гектар в местечке Караман привел к масштабному метанию камней с госпитализацией пострадавших, федеральными СМИ остались по большей части незамеченными. Между тем конфликт, о котором идет речь, дает повод для разговора, касающегося самих основ федеральной политики на Северном Кавказе. В первую очередь, события на Карамане напоминают о том, без решения каких вопросов инвестиции в кавказские регионы, бум которых уже не один год пытается приблизить федеральная власть, окажутся делом бесполезным и даже вредным.

1944-2013

Сначала о сути этого, на первый взгляд, локального конфликта. Спорные земли, лежащие между федеральной трассой "Кавказ" и побережьем Каспийского моря, до 1944 года принадлежали трем пригородным поселкам Махачкалы, населенным кумыками - третьим по численности народом Дагестана. Когда в феврале 1944 года чеченцы были отправлены в депортацию, на освободившиеся от них земли были насильственно переселены жители многих населенных пунктов Дагестана. Именно эта судьба постигла и три кумыкских поселка - Альбурикент, Кяхулай и Тарки. Их направили в несколько сел недалеко от города Хасавюрт, где до этого жили чеченцы. Когда же в 1958 году кумыкам позволили вернуться в свои дома, спорные земли, о которых идет речь, им не вернули. Часть этих земель была передана в пользование горным хозяйствам, которым в советское время регулярно предоставлялись пашни и пастбища на равнине.

"Второе действие" этой земельной истории, которое продолжается до сих пор, началось в 90-е. Земли к северу от Махачкалы (около 8 тысяч га) решением Третьего съезда народных депутатов Дагестана в 1991 году были предназначены для переноса на них Новолакского района. Этот район был образован в 1944 году на границе Дагестана и Чечни, куда тогда с гор переселили лакцев в опустевшие чеченские села. К 1990 году чеченцы уже во весь голос ставили вопрос о восстановлении "своего" района в Дагестане. Чтобы избежать дальнейшего осложнения обстановки вокруг Новолакского района, его и было решено перенести на северную окраину Махачкалы. Правда, официально этого до сих пор не произошло: строительство сел для лакцев на новом месте все еще продолжается, в том числе в непосредственной близости от территории, ставшей причиной инцидента 21 августа. Часть этой территории вошла в состав земель, которые должны быть переданы новообразованным лакским селам. Часть территории попала в коммерческий оборот и даже была застроена коттеджами. Как это нередко бывает в Дагестане, земля, отданная под частную застройку, стала объектом судебных споров, в том числе и с участием федеральных ведомств (часть спорных земель предположительно относится к лесному фонду). На фоне этого в 2012 году жители поселков Тарки, Кяхулай и Альбурикент заявили свои права на земли Карамана, предъявив государственные земельные акты 1930-х годов. Они подкрепляли свои требования тем, что их поселки, в которых проживает около тридцати тысяч человек, испытывают дефицит земель под застройку. Весной 2012 года в Карамане жителями трех поселков был разбит палаточный лагерь. С тех пор он периодически то возобновлялся, то сворачивался (в последнем случае оставались "дежурные" представители поселков в каменной постройке у въезда на спорную территорию). Участников лагеря активно поддерживали кумыкские национальные организации, вопрос стремительно политизировался, встречи с протестующими в 2012 году проводили высокопоставленные дагестанские чиновники.

И вот 21 августа стало ясно, что массовые протестные акции по поводу Карамана проводятся теперь уже не только представителями трех кумыкских поселков. Марш к лагерю, который привел к камнепаду и потребовал прибытия на место нескольких сот сотрудников полиции, совершили оппоненты участников палаточного протеста. По официальным сообщениям, среди участников марша была и молодежь из сел Новолакского района, переносимых сейчас на новое место. После случившегося ясно, что успокоение ситуации вокруг Карамана потребует экстраординарных мер.

Земля и этносы

Если бы речь шла просто о "несчастливых" сотнях гектар, из-за которых по стечению многих обстоятельств возникла напряженность, то вряд ли ситуация вокруг Карамана была бы достойна столь детального обсуждения. В действительности, однако, эта ситуация в концентрированном виде отображает повсеместные для Дагестана проблемы. Можно сказать, что равнинная часть Дагестана сегодня - это россыпь больших и малых "караманов".

Организованным на государственном уровне переселениям, в больших количествах проходившим в Дагестане в советское время, подвергались не отдельные граждане, а целые села, общины. Как правило, сельские общины были мононациональны по составу. Именно между общинами различных сел проходил и передел земли в тех местах, куда шли переселения. Расселение народов внутри республики менялось, но старинное представление о земле как собственности того или иного этноса в результате не исчезало, а, наоборот, укреплялось.

Чтобы оценить, сколь масштабные "узлы" завязались таким образом, приведу еще один пример - уже знаменитые дагестанские земли отгонного животноводства. Это почти миллион гектар равнинных площадей, предоставлявшихся в советское время горным хозяйствам. На них стихийно выросло более ста сел разной величины - от нескольких дворов до нескольких сотен дворов. Проблема в том, что все жители таких сел - а это, по самым скромным расчетам, не менее 50 тысяч человек - зарегистрированы в своих горных районах, хотя уже не в первом поколении живут на равнине. Коренные жители равнины, в том числе через свои этнические общественные организации, регулярно выражают недовольство такими горскими "анклавами" на территории своих районов. Сами жители "анклавов" тоже хотят каким-то образом прояснить свой статус, хотя бы потому, что сейчас они, живя на равнине, для оформления любых документов вынуждены ездить в горы, иногда за сотни километров. Но вопрос о том, как именно решить проблему сел на землях отгонного животноводства, а также самих этих земель, становится подлинной дилеммой. Если отнести их к равнинным районам, в которых они физически находится, то может поменяться этнический баланс в этих районах, что повлияет на неформальное, но прочно сложившееся там распределение постов. Если же создать новые районы, состоящие исключительно из сел на "отгонных" землях, то по сути будет оформлено изъятие этих земель у жителей равнины. В итоге вопрос о статусе почти миллиона гектар "висит" уже не первое десятилетие.

Что делать?

Нынешнее положение дел не могло бы возникнуть, если бы существовал ясный, принимаемый всеми сторонами путь решения подобных конфликтов. Региональная власть здесь испытывает трудности по вполне объективным причинам: в законодательстве, разумеется, нет понятия "этнических прав на земли", которое, однако, присутствует в дагестанских реалиях. Тем более не могут пользоваться таким понятием суды. Обращений в судебные инстанции в ходе земельных конфликтов было немало, но к разрешению конфликта решения судов приводили редко.

Несмотря на ставшие общим местом утверждения о тотальной "шариатизации" Дагестана, исламские авторитеты не демонстрируют большого потенциала в содействии решению земельных конфликтов. Известно, что попытки привлечь их к этому были не раз. В целом земельные конфликты не отделены от ислама: достаточно упомянуть, что единственной стационарной постройкой, возведенной участниками палаточного лагеря в Карамане, стала мечеть. Причина того, что религиозные лидеры не справляются с ролью посредников в земельных конфликтах (да и нечасто берут ее на себя), может быть в большой раздробленности дагестанского ислама, где есть не только доктринальные, но отчасти и этнические линии разделения.

Оставлять накопившиеся земельные проблемы нерешенными нельзя. Дело не только в том, что они, как теперь уже хорошо видно, создают дополнительную угрозу безопасности в республиках. Было уже немало случаев, когда крупные инвестиционные проекты сворачивались, потому что не удавалось достигнуть согласия с той сельской общиной или с тем этносом, который считал землю, выделенную под проект, "исторически своей". Такое бывало не только в Дагестане. В считающейся гораздо более спокойной Карачаево-Черкесии и то были случаи, когда жители блокировали автотрассу в знак протеста против того, что часть земель, которыми ранее распоряжалось их село, продана "чужим". Можно сколько угодно предполагать, что на подобные протесты жителей инспирировали те, кто лично был заинтересован помешать тому или иному коммерческому начинанию. Можно говорить о том, что и самими участниками протестов движет не этническое самосознание, а вполне конкретные материальные интересы, для выражения которых просто найдена удобная этническая "обертка". Суть проблемы от этого меняется мало: кем бы ни был изначально организован протест, каковы бы ни были его реальные причины, он, будучи заявленным, начинает жить своей жизнью. И защита от подобных конфликтов для инвестора не менее важна, чем защита прав собственности.

Без ясной стратегии решения земельных проблем инвестиции в северокавказские регионы не только рискуют быть потерянными, но могут стать причиной новых конфликтов. Чтобы избежать их, нужно разрабатывать реально действующие согласительные процедуры. Возможно, "обкатывать" их следует на менее громких конфликтах, чем караманский. В любом случае, готовность и способность находить пути согласия в земельной сфере входит в тот минимальный "набор квалификаций", который необходим чиновникам, предпринимателям, "стратегам" и бизнес-консультантам, идущим работать на Кавказ. Умение провести эффектную презентацию на форуме или оказать "кавказское гостеприимство" потенциальному инвестору должны занимать в этом наборе гораздо более скромное место.