Москва, 20 января, 2012, 16:20 — ИА Регнум. Глава МИД России Сергей Лавров, подводя итоги 2011 года, сделал заявления, существенно уточняющие позицию Москвы по иранской и, особенно, сирийской проблемам. Хотя российские официальные лица не комментируют другой ближневосточный сюжет - французские инициативы по вопросу событий 1915 года в Османской империи, несомненно, что и эта тема находится в фокусе зрения внешнеполитического ведомства. Актуализация оценки событий 1915 года Францией является частью регионального сценария, а с учетом взаимосвязи их очевидных критических точек - Израиля, Турции, Сирии и Ирана, затрагивает сферу непосредственных интересов России. Решение президента Николя Саркози перенести рассмотрение в Сенате законопроекта о криминализации отрицания геноцидов с конца февраля на 23 января 2012 года говорит о его намерении задействовать чувствительный для Турции фактор как можно скорее и выступать на смежных ближневосточной и кавказской сценах с усиленных позиций.

Реакция высших турецких официальных лиц на принятие законопроекта Национальным собранием Франции, в целом, аналогична соответствующей кампании по поводу решения французского парламента о признании Геноцида армян в Османской империи в 2001 году. Тем не менее, нынешний акт борьбы с "армянскими резолюциями" отличается значительно большим многообразием политических методик, затрагивающих перипетии не только армяно-турецких отношений, но и сложных отношений Турции с европейскими державами. Руководитель МИД Турции Ахмед Давудоглу, активируя им же предложенные новации, идет на определенный риск, видимо считая, что возможные издержки будут компенсированы в среднесрочной перспективе.

В этой связи примечательно заявление турецкого министра иностранных дел, сделанное в Эдирне, близ Стамбула 29 декабря 2011 года. Переданное СМИ обращение содержит ряд элементов, в явном виде ранее принадлежавших только неофициальному медийному пространству Турции - "Мы уважаем наших соседей, с которыми живем вместе уже 10 столетий. Мы приглашаем их разделить нашу общую боль. Ожидать от людей того, чтобы они забыли свою собственную боль и объявили народ виновным от рождения, даже не давая ему право на самооборону, неприемлемо. Общая история - это не история односторонних страданий, предающая забвению страдания другого народа". Кроме этого пассажа, Давудоглу говорит о прямых контактах с представителями армянской, или как он ее предлагает называть, "нашей", т.е. турецкой диаспоры в США. Судя по быстрому изъятию из официального обращения этой части текста министра (на это, в частности, обратил внимание Станислав Тарасов на ИА REGNUM - П.Д.), либо она не вполне отражала действительность, либо опережала расписание общего плана действий.

Давудоглу откладывает на второй план прямую апологетику действий османского правительства на основе якобы существовавшей в 1915 году опасности подрыва в подавляющем большинстве лояльными Порте христианами, в частности - армянами, боеспособности турецкой армии или еще более странных соображений заботы о безопасности самих армян. На первый план выводится этическая сторона, тесно переплетенная с психологическими аспектами взаимоотношений турецкого и армянского народов. Налицо попытка свести вопрос к категории "внутреннего дела" и уйти из-под удара какой-либо третьей стороны, включая Францию и, при необходимости, Республику Армения. Риск такого представления заключается в том, что не решаемое в течение 100 лет "внутреннее дело" никак не относится к области исторического предания и актуально в настоящем по определению. Это явно противоречит общему стремлению Турции к "историзации" вопроса, т.е. переводу проблемы современной Турции в академическую плоскость, лишенную непосредственной связи с какими-либо современными политико-правовыми процессами.

Обращенное частью к армянам, частью к французам выступление Давудоглу содержит отсылку к франко-британской осаде Константинополя и британским действиям в Палестине и Месопотамии. Выдвигая психологическую аргументацию, министр указывает на потери турок при Галлиполи весной 1915 года. Но упомянутые 250 тысяч, а если быть точными - 185 тысяч были боевыми потерями защитников оборонительных позиций, а не жертвами репрессий государства против собственных граждан-христиан, преимущественно стариков, женщин и детей. Необходимо отметить, что 24 апреля 1915 года - день начала планомерного уничтожения армянской интеллектуальной элиты Константинополя совпадает с последней - безуспешной попыткой британских сил закрепиться на полуострове Галлиполи. Иными словами, истребление армян Константинополя, а затем и повсеместно в Анатолии, Киликии, Сирии и Месопотамии началось уже после того, как отпала непосредственная угроза предпринятого по просьбе России франко-британского вторжения через пролив Дарданеллы.

Попытка сконструировать алогичную причинно-следственную связь и приравнять разнородные события по разряду вызванной ими боли способна оскорбить память как о воинах-защитниках Стамбула так и о беспримерных страданиях и подвиге выживания миллионов армян, потерявших в результате учиненной турецкими властями в 1896, 1909 и 1915-1923 годах бойни не только жизни, но и лишенных Родины в поколениях по сей день. Во взятой доктором Давудоглу высокой этической тональности обнаруживается явная дисгармония. Автор идет на риск выглядеть неискренним в своем желании исправить нынешнее положение вещей, причем, одновременно в глазах обеих сторон. Оставаясь в рамках негоционизма, избежать этической фальши невозможно в принципе.

Тем не менее, было бы неверно игнорировать новые для Анкары психологические акценты в подходе к проблеме. Внимания достойно следующее обстоятельство. В отличие от существенно дифференциальных по своей природе правовых и политических категорий, этика, память и историзм вплетены в ткань взаимоотношения народов в качестве вневременного, интегрирующего предыдущий опыт начала. Из-за аккумулирующего свойства высокоорганизованной психики апелляция к категориям индивидуальной и "народной", т.е. социально организованной коллективной памяти, относится в равной мере как к прошлому, так и к настоящему и будущему. Иными словами, избегая политического аспекта проблемы 1915 года, турецкое правительство обращается к этической сфере, которая вопреки ожидаемому эффекту "историзации" немедленно актуализирует все те же правовые, а вслед и политические вопросы. Таким образом, и это нововведение содержит риск нежелательной для офиса на Садык Ахмет актуализации.

"Историзации" вопроса препятствует и политическая специфика армяно-турецких отношений новейшего времени. В силу этой специфики, реальная дистанция между 1915 годом и настоящим временем значительно меньше ста лет. Вследствие подписания Московского и Карского договоров 1921 года, общественное осмысление событий и их последствий были табуированы советской системой в течение 70 лет, а турецкой и того дольше. Актуальность запретов по армянской тематике проявляется, в частности в эти дни, в ходе процесса по делу убийства редактора стамбульской газеты "Акос" Гранта Динка, который вызывает широкие протесты в Турции.

Армянское табу было "освящено" и более широким - многосторонним консенсусом Лозаннского мирного договора 1923 года и просуществовало на международном уровне примерно 60 лет, попутно предваряя во многом аналогичный армянскому, другой акт расового искоренения - Холокост еврейства. Нынешнего слащаво-застенчивого призыва "оставить историю историкам ввиду давности лет" в 1923 году быть, естественно, не могло. Аргументы realpolitik выдвигались совершенно открыто. Необходимо учесть также, что тяжелейшие последствия преступления были закреплены помимо международных договоров также национальными ординарными и конституционными правовыми актами Турецкой республики и Советского Союза.

Отсутствие реальной временной дистанции угрожает новыми бедствиями уже завтра. Угрозы касаются не только турок и армян. Не углубляясь в этическую оценку ленинского одобрения "плодов" преступлений иттихадистов в армянских провинциях Османской империи, территориальных потерь Армении и бесчинств кемалистского режима, отметим, что не в последнюю очередь закономерным результатом восточной политики большевиков стал отложенный на десятилетия, но стремительный распад СССР в 1991 году с последующим возникновением угрозы распада Российской Федерации. О российской озабоченности возможными угрозами дестабилизации с бездумно оголенного в 1921 году переднеазиатского направления, в частности, свидетельствует беспрецедентная в постсоветский период интенсификация российских войсковых учений и модернизация систем боевого управления применительно к потенциальному ТВД.

О той же озабоченности свидетельствует печать обреченности на упомянутом заявлении главы МИД России Сергея Лаврова от 18 января 2012 года относительно невозможности воспрепятствовать иностранной интервенции в союзной, по существу, Сирии. При наиболее негативном сценарии развития сирийской ситуации зона влияние России на этом направлении передвигается в непосредственную близость к государственной границе - к проблемным территориям Абхазии и Южной Осетии и изолированной Армении, обремененной нерешенным вопросом статуса и режима границы с Турцией и неурегулированным вопросом Карабаха. При этом член ОДКБ Армения остается в фокусе конкретных западных разработок - от Цюрихских протоколов и Мадридских принципов до французских инициатив по криминализации отрицания геноцидов.

"Утешительной" альтернативой драматической потере влияния в Закавказье для России мог бы служить альянс с Турцией в духе кавказской Платформы мира и стабильности Эрдогана, но неизвестно, какую цену могут запросить турки за свое согласие вернуться к мягко отложенной Россией в 2008 году идее паритетного доминирования в регионе. Вполне вероятно, что на кону будет вновь вопрос Армении, но не той, что лишилась коренного населения в 1915 году, а уже русской, советской, а ныне - независимой. Круг замыкается. Можно было бы воспринимать его исключительно историческим, если бы он не был таким злободневным.

Возможно, именно эту, северную среднесрочную перспективу сложения двух нестабильностей в одну стабильность видит Ахмед Давудоглу, форсируя рискованные новации и заигрывая с турецко-армянской диаспорой в попытках избежать короткого западного поводка. Полностью гарантировать турок и армян от всевозможных спекуляций мог бы действительный, а не мнимый процесс сближения. Но он потребовал бы от турецкой стороны действительной, а не показной искренности и смелости. Не меньшие усилия, в основном, психологического порядка, потребовались бы и от армянского общества.

Павел Даллакян - эксперт правозащитной организации "Фонд имени Галины Старовойтовой".