Заявление Владимира Путина о том, что в правительстве целесообразно создать структуру, ответственную за межнациональные отношения и национальную политику, сразу породило разговоры о возрождении Министерства по делам национальностей, ликвидированного самим же Путиным на заре своего правления. Пойдет ли речь о новом министерском портфеле или дело ограничится структурой в аппарате правительства - не так важно. Важнее - время, когда эта идея была озвучена премьером. Июль, после событий в Сагре и Кобралово, стал временем окончательной ясности того, что национальная тематика надежно возведена в ранг важнейших тем начавшейся предвыборной кампании, и что московскими "манежками" дело не ограничится. Создание госоргана, отдельно отвечающего за национальные проблемы, - шаг в этих условиях вполне естественный.

Однако у развертывания новой чиновничьей структуры - своя логика, мало связанная с логикой борьбы за электорат. Даже если "новому Миннацу" поставят задачу оперативно вмешиваться в старые и новые конфликты, вряд ли он будет способен это сделать, не наладив сперва хотя бы какой-то системы своей работы. И вот в ходе этой "отладки системы" могут возникнуть отдельные проблемы и риски.

Мониторящие и мониторимые

Можно смело предположить, что как только новый орган будет создан, он займется организацией мониторинга межнациональных проблем в регионах. У этого занятия в постсоветской России - достаточно большая традиция. Сети региональных экспертов, участвующих в таком мониторинге, создавались, кстати, людьми, которые состояли в руководстве еще самого первого Миннаца в гайдаровском правительстве. Сохранились эти сети и по сей день, кое-где, правда, в "спящем" состоянии. Если "новый Миннац" действительно создадут, то месячные и квартальные отчеты о состоянии межэтнических отношений в республиках, краях и областях будут, скорее всего, готовиться по госзаказу, что самым позитивным образом отразится на статусе и ресурсах мониторинговых сетей. Этому нельзя не порадоваться: в последние годы информации по межнациональным отношениям в регионах было явно недостаточно, собиралась она зачастую усилиями разрозненных ученых-энтузиастов.

Однако на практике здесь будет одна опасность. Чем больше работа по мониторингу будет ставиться на поток, тем больше ее исполнители будут зависеть от ближайших, наиболее доступных источников информации. Не все ведь будут готовы каждый месяц выезжать "в поле" и получать из первых рук сведения о ситуации в конкретных селах и районах с многонациональным составом населения. Есть большая вероятность, что на практике мониторинги нередко будут состоять из сведений и суждений, предоставленных "национальными общественниками", лидерами региональных общественных организаций и движений этнического толка. Интерес к этим фигурам небывало возрастет по мере роста внимания федеральных чиновников к межэтническим проблемам. Но уже задачей этих самых федеральных чиновников станет определить, представляет ли тот или иной лидер, цитируемый в мониторинге, национальную общину или же, например, представляет лишь своего спонсора-олигарха, использующего нацдвижения для шантажа региональных властей.

Пределы нацполитики

Предположим, впрочем, что мониторинг будет вестись успешно и безупречно. Как сможет госаппарат реагировать на его результаты? Здесь встает вопрос о полномочиях нового ведомства.

Дело в том, что в сегодняшней России абсолютное большинство проблемных узлов в этнической сфере завязано на вопросах, не имеющих ничего общего с межэтническими отношениями. В качестве примера приведем недавнее событие - верный кандидат на попадание в этномониторинги. На севере Дагестана, в селе Терекле-Мектеб 29 мая прошел съезд ногайского народа, собравший более 500 делегатов. Ногайцы рассеяны по нескольким регионам Юга России, но в данном случае речь шла в основном о проблемах ногайцев Дагестана. Из конкретных проблем наиболее остро обсуждался проект строительства сахарного завода на землях, населенных ногайцами. Эта идея давно обсуждается в Дагестане на правительственном уровне, однако вызывает у местных жителей опасения в связи с тем, что на завод завезут много "гастарбайтеров" из других районов республики, а под сахарную свеклу для завода займут пашенные земли, которых в этом районе мало. Противодействие проекту ведется, что вполне понятно, под этническими лозунгами. Но речь, как видно, в данный момент идет не о взаимоотношении ногайцев с каким-то другим народом, а всего лишь о бизнес-плане, пока не утвержденном. Если обсуждаемое строительство станет реальностью, будут ли у "нового Миннаца" полномочия вмешаться и потребовать, чтобы были учтены требования местных жителей? Если нет, то этот орган изначально будет бесполезен в деле предупреждения этнических конфликтов. Если да (что, впрочем, маловероятно), то по сути это будет еще один орган госрегулирования, вокруг которого неминуемо сложится коррупционный рынок.

Раз уж упомянуты ногайцы, приведу еще один пример, связанный с ними же (хотя этот народ трудно считать особо "проблемным" в отношениях с соседями). В Карачаево-Черкесии, где ногайцы составляют чуть более 3% населения, в 2006 году был сформирован Ногайский муниципальный район. В него вошли не все ногайские поселения, но проблема оказалась в ином: на самой границе нового района возник спор за несколько сот гектар земель (в основном сенокосных) между ногайским и соседним черкесским селом. По сути это совершенно обычный для современной России спор за сельхозземли. Каждая сторона ссылается на свои документы, принятые в разные годы, в которые действовали различные законы. У каждой стороны в кармане имеются решения судов, принятые в ее пользу. Опасность лишь в том, что этот конкретный спор может, в результате чьих-то целенаправленных действий или же длительного чиновничьего бездействия, повлиять на межэтнические отношения.

Будет ли новый орган "спецназом", имеющим право по-своему регулировать конфликты, таящие такую угрозы, или его функции сведутся к тому, чтобы констатировать эти угрозы в мониторингах? Если верно первое (что граничит с фантастикой), то следует ожидать "революционной законности" в этнически турбулентных зонах, что неминуемо будет пахнуть произволом. Если же верно второе, то неясно, для чего, кроме того самого мониторинга, будет создаваться "новый Миннац".

Вопросы эти встают, конечно, не только относительно ногайцев, выбранных здесь для иллюстрации совершенно случайно. В начале 1990-х, когда был создан "первый Миннац", территорию бывшего СССР сотрясали конфликты и войны, заставлявшие говорить о тотальной нетерпимости друг к другу целых этносов, причем крупных, о невозможности их совместного проживания. Конфликты, которые сегодня попадают в топ-новости СМИ, тоже позволяют пропагандировать идеи такого рода. Но большинство проблем, с которыми придется иметь дело, систематически выстраивая нацполитику, касаются вещей гораздо более обыденных - непродуманных экономических решений, неувязок в законодательстве. И создание органа, ответственного за нацполитику, поставит перед выбором: либо давать ему полномочия там, где по закону их имеют совершенно другие структуры, либо изначально смириться с его бутафорской ролью.