Владимир Дегоев: Историку Северного Кавказа: не навреди во гневе и пристрастии!
Уж сколько раз твердили миру о смысле и назначении Истории. Эта тема породила огромную литературу, которой мы зачитываемся, блистательные афоризмы, которые мы повторяем, ожесточенную борьбу мнений, в которой порой не знаешь, на чьей ты стороне. С вопроса "для чего нужна память о прошлом?" начинаются школьные учебники. То и дело слышишь, чему учит История и как с ее помощью обойти те самые "грабли".
И что же? Человечество стало умнее, милосерднее? Прекратились войны, революции или более изощренные способы истребления людей? Государства перестали мошенничать между собой, а правители дурачить своих подданных? Восторжествовали идеалы свободы, равенства, справедливости? Исчезли нищета, ненависть, пороки? Тогда к чему вся эта историческая учеба? Не пустое ли это занятие? Может и пустое. Вот только нет никакой другой материи, кроме Истории, пригодной, для раскройки, примерки и пошива того, без чего нельзя жить, созидать, быть человеком, наконец. Кто-то сказал о своем поколении: "Мы - карлики, взобравшиеся на плечи наших предков-великанов, и лишь поэтому способны видеть дальше своего носа".
Конечно, предки-великаны небезгрешны. Они творили великие дела и великие ошибки - одно без другого не бывает. Они строили мировые цивилизации, одновременно ввергая их в страшные трагедии. Они поднимались в космические высоты всечеловеческой жертвенности и срывались в бездну нелюдства. Являли миру непостижимые озарения ума и неподражаемые шедевры глупости. Доводили чуть ли не до совершенства научно-рациональные методы познания мира и в то же время впадали в массовое помрачение рассудка. К счастью и к сожалению, это и есть исторический опыт, вдохновляющий и жуткий, в любом случае - бесценный, с дидактической точки зрения. Ныне живущим поколениям россиян тоже не стоило бы забывать, на чьих плечах они стоят. Под нами величайшая история - история двух империй, Российской и Советской. Это не тема для державно-шовинистического экстаза. Это тема для урока, длиною в бесконечность, и без всякой гарантии, что он пойдет впрок. Но, повторимся, иного не дано, кроме как превратиться в старателя, просеивающего песок истории. В том, что днище промывального сита заискрится ярким металлом, сомнений нет. О другом печаль - станем ли мы от этого счастливее?
Впрочем, невзгоды, обрушившиеся на россиян в последнюю четверть века, просто обрекают их на, так сказать, стихийный интерес к Истории. Было ли нечто похожее до нас? Сколько длятся смуты и с какими издержками? Чем заканчиваются? Искать ответы на эти вопросы - означает так или иначе упираться в изучение магистральных процессов, начавшихся в прошлом, набравших громадный социально-энергетический и культурно-цивилизационный потенциал, и продолжающих воздействовать на нынешнее состояние нашего общества, во многом определять пути его развития.
Один из таких фундаментальных процессов - строительство Российской империи с ее уникальными формами исторического бытования, позволившими ей надолго пережить аналогичные геополитические организмы Европы и Азии. Уж не подозрением ли, что далеко не всем гигантским державам судьба выносит смертный приговор, объясняется страстная увлеченность выдающихся современных интеллектуалов исследованием внутренней (включая метафизической аспект) природы империи и ее разновидностей? Они ставят совсем не праздные вопросы - а к какой, собственно, категории отнести сегодняшние США, Китай,
Для кого-то это сугубо академические вопросы, а для кого-то практические, экзистенциальные, как для подавляющего большинства россиян, которые останутся жить в России, в любой... Но от которых в большой мере будет зависеть - в какой именно. Им, как минимум, не помешает знать хотя бы в общих чертах, на что в своем историческом наследии можно и должно опереться, чтобы не просто выжить, а выжить достойно. Важнейшую часть этого наследия, объективная востребованность которого растет с каждым днем, составляют имперостроительные и имперосохранительные механизмы, зарождавшиеся почти одновременно с формированием Русского централизованного государства, где великорусское этнокультурное, цивилизационное ядро постепенно прирастало, усиливалось и обогащалось разноплеменной периферией.
С какого-то момента, под влиянием сложного сочетания императивов, возникла ситуация, когда дальнейшее развития Российской империи оказалось немыслимым без черноморско-каспийского пространства и его срединного звена - Кавказа. Ему суждено было стать одной из несущих опор имперской конструкции. Скромные физические размеры этой части российского пограничья были несоизмеримы с той колоссальной геополитической нагрузкой, которую ей приходилось выдерживать. Об этом говорит вся история борьбы великих держав за обладание кавказским перешейком. Не менее убедительно это подтверждается реалиями уже нашего, постсоветского времени. В 1991 г. Россия рассталась с Закавказьем и тут же получила на юге целый ворох взрывоопасных проблем и долгосрочных угроз своим национальным интересам. С последствиями этого не очень "бархатного" развода Москва не в состоянии справиться и поныне.
Сейчас, после некоторого перерыва, вновь набирают силу голоса, вопрошающие - "что делать на Северном Кавказе и с Северным Кавказом?" Есть и ответы - мгновенные, однозначные, топорные, как и положено быть доведенным до логического предела благоглупостям - либо закрутить гайки до хруста костей, либо отпустить эту "не-нашинскую" братию на все четыре стороны. А вот о том, кому, когда и какие придется пожинать плоды - не слышно ничего. Мы вовсе не собираемся из присущего уходящему советскому поколению чувства ностальгии по прошлому (где гарантировалась высокая степень безопасности бытия и наличествовала вера в завтра) делать вид, будто в России нет межэтнических, межкультурных и межконфессиональных проблем. Они есть, и в этом виновны все. Но их происхождение, а значит и методы лечения, не в последнюю очередь связаны с тем, на что сегодня почти не обращают внимания. Мы имеем в виду, мягко говоря, недопросвещенность российского общества в вопросах истории Северного Кавказа - мозаичного, многоликого края, населенного народами, которые не мыслят себя без России и которые не понимают, почему Россия может мыслить себя без них. Хотя бы поэтому они не заслуживают тех оскорбительных и несправедливых обобщений, что вошли в повседневный словарный обиход современного российского обывателя. Но самое опасное - в его сознание.
У страны, социально-культурное, нравственно-воспитательное, а теперь еще и научно-образовательное пространство которой методично расчерчивается межевыми линиями между "нами" и "ими", нет будущего. На этой стерне не пожнешь ничего, кроме лютой взаимной ненависти, выжигающей все вокруг, самоиндуцирующейся во все более иррациональных формах, не имеющих никакой связи с первоначальными источниками этого чувства. А когда ненависть становится способом существования, смыслом и образом жизни, символом веры, справиться с ней невозможно вообще. К тем "пастырям", которые, прекрасно зная, какой пожар они поднимают в душах людей, заведомо идут на это, вопросов нет никаких: с ними нужно разбираться по всей строгости (впрочем, где ее взять?) закона.
Вопросы есть к той вроде бы добропорядочной научной интеллигенции Северного Кавказа, которая то ли делает вид, то ли и впрямь искренне полагает, что искусственно облагораживая и монументализируя историю своего народа, она вносит вклад в великое дело воспитания национального достоинства. Такого рода воспитательная работа построена в одних случаях на откровенно мифотворческих приемах, в других - на трудно распознаваемой и поэтому самой опасной разновидности лжи - той, что эффектно, а иногда и талантливо приправлена правдой.
В примитивном, полуграмотном баснописательстве нет особого вреда. В какой-то степени оно даже полезно: в нем заложен большой потенциал самодискредитации, ибо данный жанр устроен таким образом, что в своей эволюционной логике он непроизвольно стремится к конечному абсурду. Нет нужды бросать все силы на разъяснительную просветительскую работу в тех случаях, когда под пером любительствующего краеведа рождается "открытие", превращающее какое-нибудь крохотное горное урочище на Северном Кавказе в колыбель мировой цивилизации. Перед столь грубым способом идеологической и психологической обработки массовое сознание, при всей его уязвимости, вполне может устоять самостоятельно, без помощи историков-профессионалов.
Куда страшнее, когда за промывание мозгов берутся эти самые историки-профессионалы, именуя свою деятельность, разумеется, "научной". Порой возникают сомнения в том, осознают ли они ту меру ответственности перед своим и перед другими народами России, которую возлагает на них полученное ими профессиональное образование, обретенные ими навыки обращения с таким грозным оружием, как знание о прошлом, и как слово, несущее и окрашивающее это знание в разные тона? Когда читаешь сочинения иных северокавказских авторов, не сразу и сообразишь - какой ответ более утешителен. Если не осознают (что маловероятно), то по крайней мере остается теоретическая надежда на возможность их позитивного отклика на призыв к компромиссному примирению в себе национального чувства, гражданской ответственности россиянина и профессионального долга ученого - во имя будущего своей страны. Если же осознают, то и тут нет худа без добра: уж лучше иметь перед собой честного в своей глубокой неприязни к твоей точке зрения оппонента, чем "единомышленника на час".
Вот уже почти четверть столетия как вместе с советской идеологией рухнула историографическая сверхдоктрина "дружбы народов". На ее тотальное замещение безапелляционно претендует контр-идея о том, что в многовековой истории русско-северокавказских отношений определяющим, имманентным понятием является "война", со всем его производными - "завоевание", "покорение", "истребление", "подавление", "колониальное угнетение" и т.д. Эти и только эти термины употребляются применительно к тому, что делала на Кавказе Россия. Поведение северокавказских народов рассматривается исключительно как ответная, защитная реакция на появление непрошенных гостей - реакция, со временем оформившаяся в классическое национально-освободительное движение с четкой военно-организационной структурой, гениальными лидерами и великой идеологией, мобилизующей массы и отражающей глубину цивилизационного разлома между "агрессорами" и "свободолюбивыми горцами".
В качестве хрестоматийной иллюстрации, естественно, предлагается Кавказская война. Именно она становится средоточием историографических "инноваций". В прежних трактовках этой проблемы (которую в течение полутора веков изучали, кстати заметить, мастеровитые историки разных национальностей) "инноваторов" не устраивает многое, но в последнее время среди этого многого доминируют два принципиальных аспекта - хронологические рамки войны и ее географические масштабы. Теперь летоисчисление войны ведут с XVI века (
Попробуйте-ка обвинить в этом англичан, испанцев, португальцев, французов, американцев, да мало ли кого еще. Даже не заикайтесь: подобная постановка вопроса для них просто абсурдна. Зато вы много чего услышите о "бремени белого человека", о вкладе Кортеса и Писсаро в строительство новой латиноамериканской цивилизации, или Наполеона - в созидание общеевропейского дома. Не удивляйтесь, если вам поведают о трогательных эпизодах братания между американскими колонистами и индейцами. И далеко не все из этого будет неправдой. Но о гигантской цене, заплаченной за цивилизационный синтез и за рождение крупных современных держав, скорее всего, скажут (если скажут) мимоходом.
О современных империях - разговор особый. Они вообще не снисходят до объяснений с теми, кто осмеливается прививать им чувство вины за их деяния. Кто-нибудь припомнит, чтобы США хотя бы в иносказательной форме каялись за "побочные издержки" своей политики защиты национальных интересов по всему миру? Кто-нибудь припомнит, чтобы Вашингтон оставил без возмездия попытки выставить ему счет за миллионные жертвы, которыми оплачено американское видение нового мирового порядка? Кто-нибудь припомнит, чтобы Белый дом принимал в свой адрес даже робкую критику со стороны своих закадычных союзников?
Так же ведет себя Китай. Створки на глазах и ушах пекинского руководства непроницаемо смыкаются, когда извне раздаются недовольные голоса, предъявляющие Поднебесной какие-либо претензии. Но от других, включая, между прочим, США, Пекин требует полного внимания к своим требованиям по "жизненно важным" для себя вопросам. Израиль - не США и не Китай. У него другие проблемы. Ему нужно выжить любой ценой, здесь и сейчас. Это - государственно-физиологический инстинкт. Все остальное - частные случаи его проявления, обсуждать которые израильтяне не хотят даже с Вашингтоном.
У России, к несчастью, этот инстинкт утрачивается с пугающей быстротой. Слабеющая власть уходит в глухую политическую и идеологическую оборону перед лицом тех сил, которые нутром почувствовали, где именно опасно истончаются края имперской материи и где можно попытаться порвать их в клочья.
Одной из мишеней для этих разрушительных сил стала история Северного Кавказа. Здесь не место предметно и основательно дискутировать с историками, вольно или невольно сеющими в умах нетвердых семена розни, увлекающими молодое поколение на путь, который приведет в никуда, если повезет, а если нет - в бездну войны по гоббсовскому сценарию. Однако о некоторых очевидных вещах коллегам по историческому цеху все же стоит помнить, хотя бы ради уважения к элементарным заповедям своего ремесла.
Фундаментальные явления "большой исторической длительности" и большой исторической сложности, к каковым безусловно относится процесс движения России на Северный Кавказе (и, кстати, встречного устремления северокавказских элит и простонародья), в принципе не укладываются в прокрустовы схемы и не поддаются однозначным определениям. История русско-северокавказских отношений отнюдь не исчерпывается ни войной вообще, ни Кавказской войной, в частности. Да и сама Кавказская война представляет собой глубоко неоднозначный, многослойный феномен со сложнейшей внутренней диалектикой (о чем мне приходилось писать не раз). Это ли не вызов для настоящего профессионала - вызов, на который еще никто не ответил с подобающей интеллектуальной силой, питаемой волей к знанию, к постижению сути, а не видимости? Это ли не поприще для проверки научной состоятельности идей, концепций, гипотез? На нем в идеале не должно остаться места для невежества, фанатизма, проповедничества.
До такого идеала еще бесконечно далеко, но альтернативы движению в этом направлении нет, если, конечно, мы говорим о научных перспективах изучения кавказской периферии Российской и Советской империй. Вовсе не обязательно идти по этой дороге, дружно взявшись за руки. Пусть каждый выбирает свой путь и торит его в меру собственного таланта и собственного понимания природы исторической реальности. При всей специфичности, субъективности, приблизительности наших знаний о прошлом, они в принципе не могут состоять из одних только мифов - этот младенческий этап в технологии хранения коллективного опыта для передачи его следующим поколениям пройден уже давно. Тем печальнее наблюдать признаки наступления нового средневековья в российском кавказоведении. Как иначе назвать все шире внедряемый в школьную и образовательную практику в ряде северокавказских республик метод подмены учебных исторических материалов и научных текстов (пусть и разного качества) сказительством и героико-эпическими литаниями. В эпицентре этого фольклорно-воспитательного "творчества", как правило, одна тема - вековая титаническая борьба с ненавистными врагами (ближними и дальними), в которой выковывается гордое величие и слава народа, возносящие его над всеми остальными.
Любопытно, что сказал бы обо всем этом русский историк М. Т. Каченовский, объявивший "баснословным периодом" несколько веков (IX-XII) истории России, призывавший своих коллег умерить патриотический пыл в подходе к проблеме выяснения достоверности летописных повествований о славном прошлом и свести это возвеличенное прошлое к его "естественным размерам". Напомним на всякий случай, что под скептическим взором М. Т. Каченовского находилась не бесписьменная история крохотного горского племени, а четыре столетия жизни крупного феодального государства и богатейшей цивилизации
Помимо проблемы сведение истории народов Северного Кавказа к ее "естественным размерам" есть и другие профессиональные вопросы, требующие внимания. Одним из них стоит задаться: почему, к примеру, кавказоведы не проявляют особого интереса к весьма стремительной динамике демографического роста многонационального населения Северного Кавказа и к культурно-экономическому подъему данного региона в XIX-XX вв.? Не потому ли, что это надо чем-то объяснять? А у нас ведь нынче как - если причины какого-то явления не коренятся в "преступлениях" царского или коммунистического режима, то они скучны для исследователя. Это очень похоже на ситуацию в современных СМИ: хорошая новость - не новость.
Еще пример. О борьбе Шамиля против России (действительно уникальном феномене в мировой истории противостояния небольших патриархальных сообществ крупным державам) написаны тома. В них реальные исторические факты все гуще перемешиваются с многочисленными, наспех слепленными мифами и откровенными выдумками. Но почему-то о политическом завещании уже умудренного годами и опытом Шамиля ("в войне нет счастья") вспоминают редко и неохотно, приписывая его старческой усталости от жизни, а то и просто вырожденчеству и отступничеству.
Разговор на эту тему можно вести долго. И его, безусловно, нужно вести. Ответ на вопрос "с кем" очевиден - со школьниками, студентами, преподавателями, политиками, домохозяйками, со всем обществом. И именно ввиду многолюдности, пестроты и чувствительности этой аудитории к подобного рода проблемам возникает другой, более трудный вопрос - "как".
У советских историков хватало "грехов" - и идеологических, и методологических. Но по меньшей мере в одном им не откажешь: в соответствии с партийно-классовыми установками они, придерживаясь принципа "не навреди", искали и находили в русско-кавказской истории то, что объединяло, а не разъединяло народы. Эта откровенно "ненаучная" задача - в чем и парадокс - успешно решалась вполне научными средствами, ибо недостатка в документах, иллюстрирующих миротворческую цивилизационную работу имперского плавильного котла на Кавказе, никогда не было.
Исторические труды о Северном Кавказе, как любая историографическая продукция, всегда были в той или иной степени идеологизированы и мифологизированы. Полностью избавить профессиональное историописание от этого первородного греха невозможно в принципе. Но свести его злокачественный эффект к минимуму и тем самым автоматически повысить удельный вес благотворящего знания можно. Все это потребует долгой, системной, вдумчивой работы с привлечением гуманитариев самых разных профилей и самого высокого класса. Браться за нее нужно всем миром, не теряя времени на раздумья о том, когда и как она окупится, ибо времени у нас уже нет. На поле битвы идей, страстей, людей, в которую, к сожалению, превращена История, российскому обществу нужна победа, одна на всех - победа здравого смысла, мудрости, согласия.
Хотя бы внести свой вклад в это общее, в самом высоком смысле "наше" дело (если уж нет желания возглавить его), обязано Государство, отрядив для этого соответствующие организационные ресурсы. А ежели Ему сейчас в предвыборной сутолоке не до подобных "мелочей", то пусть по крайней мере не мешает заниматься ими людям, которые смеют питать интерес к чему-то еще помимо "проблемы 2012".