Сергей Шиптенко: "Белорусская модель" как итог двадцатилетнего застоя
Практика последних 15 лет показала, что равенство форм собственности, закрепленное в Конституции Белоруссии (как и другие нормы этого документа), остаётся декларацией. Пресловутая государственная поддержка государственных предприятий на самом деле была и остается механизмом, сочетающим перераспределение бюджетных средств в пользу госпредприятий и создание для них привилегированных условий функционирования. Через налоговую систему из частного сектора изымалась часть прибыли и в форме господдержки (дотаций) перекачивалась в госсектор, административный ресурс ограничивал сферы деятельности частного сектора экономики (доступ к дотациям, видам деятельности и т.д.).
Долгое время отход от декларируемого принципа равенства форм собственности обосновывался необходимостью времени на адаптацию госпредприятий к новым условиям хозяйствования. Однако с конца 90-х курс на построение рыночной экономики был откорректирован, о временном характере дискриминации частного сектора уже не вспоминалось, а в начале 2000-х и вовсе было заявлено, что госсектор априори выполняет более значимую социальную функцию, нежели негосударственный сектор.
Действительно: в госсекторе экономики занято больше населения, нежели в частном. При этом эффективность работы госпредприятий (даже с учетом дотаций, списания долгов, многочисленных льгот и т.д.) и частных предприятий, как правило, была не в пользу госсектора. Сопоставление двух аналогичных предприятий государственной и негосударственной форм собственности - двух строительных компаний, двух торговых сетей, двух информагентств показывает, что рентабельность существенно отличается не в пользу госпредприятия. Стоит также обратить внимание на тот факт, что рост негосударственного сектора сдерживался не только объективными обстоятельствами.
Вместе с консервацией рудиментов социалистической экономики в постсоветской белорусской модели ("белорусская модель", "рыночный социализм", "социально ориентированная рыночная экономика") усугубляются ее врожденные пороки, а также дополняются уродливыми явлениями, известными по периоду "перестройки". В итоге возникает ощущение, что в Белоруссии за 20 лет не осуществлен переход к новой системе, к новому хозяйственному укладу, а совершен своеобразный "крюк" с выходом на прежние позиции. Власти республики попытались опровергнуть сентенцию "невозможно войти в одну реку дважды".
Госсектор экономики может быть эффективным, высокорентабельным - с этим мало кто спорит. Опыт функционирования государственных и полугосударственных (с долей государства в уставном капитале, долей акций 40% и более) предприятий в Западной Европе показывает, что проблема не в форме собственности, а в менеджменте, готовности постоянно совершенствовать высокий технологический уровень, высокую производительность труда, культуру труда. Последнего всегда недоставало госпредприятиям СССР, досталась эта проблема по наследству и госпредприятиям РБ, став хронической болезнью, охватившей весь госсектор и усугубившейся за полтора десятилетия тепличных условий. По мнению ряда правительственных экспертов, усиление административных функций государства, централизация экономики позволят оптимизировать по затратам и времени процесс модернизации белорусских предприятий - по крайней мере, госсектора. На практике же обновление основных фондов, технологическое перевооружение и внедрение инновационных проектов носили точечный характер, поэтому суммарный эффект оказался неудовлетворительным.
Есть у госсектора одна особенность, о которой предпочитают не говорить с высоких трибун: мобилизационный ресурс. Видимо, в этом кроется причина, по которой руководство Белоруссии ограничивается декларациями и полумерами в процессе проведения рыночных реформ, которая не позволяет правительству отказаться от практики сидения на двух стульях. Недаром официозные издания постоянно ссылаются на опыт
Переживаемый Белоруссией очередной кризис снова выявил слабые места "белорусской модели" и обострил борьбу за ограниченные ресурсы. Формально камнем преткновения является возможность доступа к иностранной валюте, которую предприятия-импортеры не могут приобрести даже после резкой девальвации 24 мая по курсу, вдвое превышающему официальный, установленный Национальным банком. До 24 мая импортеры также не могли этого сделать посредством Белорусской валютно-фондовой биржи - по официальному курсу инвалюту могли приобрести лишь импортеры нефти, газа и медикаментов. Всем остальным предлагалось удовлетворять свои потребности на межбанковском рынке, где стоимость доллара США доходила до 8500 белорусских рублей при официальном курсе Br5000:$1. Но вскоре госрегулятор оставил под вопрос и такую возможность, ограничив маржу при сделках +/-2%.
Владельцы валютных ресурсов знают цену инвалюте и не готовы продавать ее по официальному курсу, а нуждающиеся в инвалюте вынуждены или останавливать деятельность (вплоть до вынужденных коллективных отпусков и полного закрытия), или поддерживать "черный рынок", развивать "серые схемы". К концу мая стало понятно, что сделки на межбанковском рынке парализованы административным запретом. Таким образом, желающие приобрести инвалюту юрлица были вытеснены на "черный рынок", а сделки по "серым схемам" приобрели особую изощренность, стимулируя дефицит и рост цен.
Белорусская экономика не только ориентирована на экспорт, но и весьма импортоемка. Обыватель замечает рост цен на импортные бананы в 2,5 раза или на мандарины в 3 раза, но не всегда обращает внимание на то, что белорусский комбайн на 2/3 состоит из импортных комплектующих, а телевизор - на ¾. Поэтому проблемы белорусских импортеров - это проблемы всей белорусской экономики, а не только продавцов импортной бытовой техники или заморских фруктов.
Есть основания считать, что в сложившейся ситуации Нацбанк не только легализовал множественность курсов, но и, вместе с Советом министров, приступил к формированию нескольких рынков внутри национальной экономики. Выход из кризиса не осуществляется системно - ищутся возможности решить проблемы госпредприятий за счет негосударственного сектора и потребителя. "В то время, когда коммерческие структуры покупали доллар по 8-9 тысяч, госпредприятиям удавалось получать валюту по заниженному курсу. По нашей информации, в частности, Минпром такую работу ведет и сегодня", - заявил 28 мая руководитель Республиканской конфедерации предпринимательства Виктор Маргелов. - "Есть экспортеры, продающие на внешние рынки до 80% производимой продукции. Часть полученной валютной выручки, то есть 30%, они продают, остальная валюта остается на счетах. Но есть другие предприятия, которым нужна валюта. И чтобы обеспечить их этой валютой, действует распределительная система. Чиновник в министерстве проводит опрос, получает информацию о наличии валюты и ее потребности и далее раздаются задания: этому предприятию продать столько валюты, этому столько". Что намерено делать в сложившейся ситуации правительство, видно из выступления
Официальный Минск в возможностях получить поддержку извне сильно ограничен в силу причин политического характера. Так, 25 мая Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР) заявил, что не будет осуществлять в Белоруссии проекты, связанные с госсектором белорусской экономики, фактически отказывается от сотрудничества с официальным Минском. Ранее с ЕБРР были достигнуты договоренности об инвестициях в энергетический сектор Белоруссии и развитие транспортной сферы. В заявлении банка было сказано: "Нет поддержки белорусской центральной власти: нет поддержки, как финансовой, так и технической в любом виде".
Переговорный процесс по выделению финансовой помощи по линии правительства России закончился неудачно для белорусской стороны. Тот же результат демонстрирует ход переговорного процесса о выделении $3 млрд. из Антикризисного фонда ЕврАзЭС. Хотя возможность предоставления кредита из этого фонда в размере более $1 млрд. более чем реальна, и 4 июня в Киеве данный вопрос будет окончательно решен, изначально было понятно, что правительство Белоруссии рассчитывало на срочную единовременную выплату в размере $3 млрд. и более серьезную помощь именно от России. Потребность экономики Белоруссии во внешних вливаниях оценивается на уровне $8-12 млрд. в год ($6,5 - по расчетам госэкспертов). Поэтому $0,8-1,2 млрд. никак не могут помочь белорусской финансовой системе, находящейся в критическом состоянии, не говоря уж про экономику в целом. На какие жертвы готов будет пойти официальный Минск в переговорах с МВФ - покажет июнь. Нет оснований считать, что условия кредитования Белоруссии со стороны двух фондов будут принципиально отличаться. Стоит напомнить, что к мнению России в МВФ прислушиваются.
Ранее официальный Минск позволял себе использовать факт получения кредита МВФ (2009-2010 гг.) в информационных войнах с Москвой. Не стал исключением и 2011 год: едва только миссия МВФ начала работу в Белоруссии, а Совмин и Нацбанк заявили об обращении к фонду за кредитами, как председатель правительства
Белоруссия снова вернулась в начало 90-х: резкое снижение уровня доходов широких масс населения, дефицит импорта, очереди в магазинах, "валютчики" у "обменников", возможность приобрести иностранную валюту как признак успешности, наличия "блата"... Естественные процессы, благодаря своеобразному администрированию, стали протекать в противоестественных формах.