Происходившие 10 февраля 2011 года события в Египте наверняка войдут в учебники новейшей истории этой страны с точки зрения использования различными политическими силами самых различных приемов политической технологии. Первоначально в Каире стали активно распространяться сообщения о "грядущей в течение дня" отставки президента Хосни Мубарака. Эти сообщения были быстро подхвачены известными западными телеканалами, что во многом стимулировало приток на площадь Тахрир оппозиционеров. Затем на экранах телевизоров египтян появилось лицо в военной форме, которое зачитало сообщение: военные "поддерживают все справедливые легитимные требования народа". Мало кто обратил внимание на использование представителем Высшего Совета вооруженных сил Египта термина "легитимный". Вслед за этим ВВС из Каира со ссылкой на главу правительства Ахмада Шафика распространило сообщение, что руководство Египта "обсуждает все обстоятельства и возможные последствия немедленного ухода президента в отставку" и что обязанности руководителя государства будет исполнять вице-президент Омар Сулейман. На это быстро отреагировали "Братья-мусульмане", которые заявили о необходимости смены всего режима в стране, а не только отставки одного Мубарака. Определенный толчок развитию событий придало и решение одного из старейших левых оппозиционных движений Египта, партия "Ат-Тагаммуа" (Объединение), которое заявило о своем выходе из диалога с властями страны, который проводит вице-президент Египта Омар Сулейман. Таким образом, и ему было выражено политическое недоверие. Даже председатель правящей Национально-демократической партии Египта Хосам Бадрауи сообщил четвертому каналу британского телевидения, что Мубарак "до вечера четверга (10 февраля) может сложить полномочия и передать всю полноту власти вице-президенту Омару Сулейману".

Так выстраивалась формула: одни силы называют имя приемлемого для них политического наследника Мубарака, другие - сразу пытаются дискредитировать это лицо. В свою очередь, британская телекомпания "Скай ньюс" стала квалифицировать события, происходящие 10 февраля в Египте, "военным переворотом". Визуально армия действительно контролирует ситуацию в Каире, где развернуто несколько дивизий. Но особенно остро воспринимали сообщения из Египта в США.

Директор ЦРУ Леон Панетта заявил, что по его данным, "велика вероятность отставки Мубарака в ближайшие часы" и передача власти Омару Сулейману, хотя по конституции страны занять место президента должен спикер парламента. Параллельно представитель правительства Египта рассказывал CNN, что "Мубарак планирует передать власть армии". При этом имя вице-президента вообще не упоминалось. Поэтому президент США Барак Обама оказался в растерянности. Он сделал заявление о том, что, мол, "США пристально следят за развитием ситуации в Египте и поддерживают мирный переход власти в этой стране".

Поэтому складывалось впечатление, что американцы в Египте якобы предотвратили военный переворот. Кстати, в контекст сценария дестабилизации обстановки вписывается и вброс информации о якобы наступившей кончине короля Саудовской Аравии. Это произошло сразу после телефонного разговора президента США Барака Обамы с королем Саудовской Аравии. Кстати, последний решительно осудил протесты в Египте и потребовал от США "защитить Мубарака". А в своем телефонном разговоре уже с сами Мубараком король услышал его заверения, что он контролирует ситуацию в стране.

Таким образом, становится все более очевидным, что сценарий откровенно спровоцированного повышенного внимания западных СМИ к событиям в Каире, противоречивых заявлений политиков самого разного ранга относительно политической судьбы Мубарака - писался за пределами Египта. Окончательную точку поставило выступление президента Мубарака по египетскому телевидению. Приняв ряд требований оппозиции, он говорил о своей исторической миссии в Египте, но не о своей ожидаемой отставке.

Конечно, Хосни Мубарак рано или поздно покинет пост президента Египта. Проблема уже не в этом. События в Египте и Тунисе вывели на первый план новые аспекты американской политики на Ближнем Востоке. Внешними признаками этого являются актуализация среди американских аналитиков дискуссии относительно проблемы отношения западных демократий к недемократическим режимам региона. До недавнего времени доминировали геополитические принципы, которые диктовали Вашингтону необходимость поддерживать с этими режимами контакты и вести диалог и сотрудничество. Причем колебание между реальными интересами и декларируемыми демократическими идеалами Вашингтона носили условный характер. Кстати, одной причин, стимулировавших оказания финансовой и иной поддержки правительству Египта со стороны западных демократий, был страх перед исламизмом. Он оказался обоюдно выгодным.

С одной стороны, влияние и мощь исламизма определялось и даже регулировалось властями Египта, которые уверяли Запад, что ему приходится иметь дело с выбором только в параметрах между исламским экстремизмом и абсолютизмом. С другой - фактор исламской угрозы позволял Западу держать на "привязи" сами арабские режимы. Такая игра оказывается настолько увлекательной, что от нее не отказываются и сейчас. В этом новая особенность ситуации: привлекая к диалогу " Братьев-мусульман", Каир откровенно шантажирует Запад. В то же время маневры "братьев" в сторону от диалога с властью ведут к ужесточению позиций власти уже в отношении светской оппозиции. Делается это, главным образом, потому, что подорвано политическое доверие Каира к Вашингтону, к его политике "двойных стандартов".

В этом смысле поразительно откровенно прозвучало недавнее заявление старшего директора по вопросам России и Евразии Госдепа в Совете национальной безопасности США Майкла Макфола. Проводя сравнение во внешнеполитической стратегии президентов Рейгана и Обамы, он фактически подтвердил, что нынешняя американская администрация в своей внешней политике взяла на вооружение стратегию большевистского Коминтерна: с одной стороны, работать с странами мира на уровне межгосударственных отношений, с другой - действовать параллельно, устанавливая взаимодействия с "гражданским обществом". "Мы проводим политику двойной стратегии не только по отношению к России,- отметил Макфол, - но и по отношению ко всему миру, ко всем правительствам, к гражданскому обществу всех стран, использования контактов с международными организациями в качестве эффективных инструментов продвижения американских интересов". По его словам, речь идет об инновации президента США.

В случае с Египтом, как тонко подметил президент Института Ближнего Востока Евгений Сатановский, Барак Обама полагает, что он договорится с "Братьями-мусульманами". В то же время предлагаемые ими же сегодня Мохаммед аль-Барадеи или Амр Муса и другие так называемые "либеральные политики" обрекаются на политическое съедение. Любой новый лидер Египта реально рискует не удержать власть, столкнуться с "засадным полком" даже после демократических выборов. По мнению Александра Гарина, сотрудника Европейского центра стратегических исследований имени Джорджа Маршала в Германии, дело идет к тому, что Запад в Египте вынужден будет "обменять демократические перспективы" на региональную стабильность и безопасность, бетонируя прежний политический ландшафт страны.

При этом любая власть - старая и новая - неизбежно будет сталкиваться с кризисами легитимности политических режимов, как республиканского типа, так и монархического. Этот тот самый парадокс, когда "выпущенный джин", оказавшись загнанным в "демократическую бутылку" западного образца, будет генерировать новые потрясения, как это происходит сегодня в Египте. Там сейчас на исторической сцене доминируют одни только социально обездоленные массы вместе с поддерживающими их исламистами и военные. Так что американский Коминтерн, осуществляя "революционное обновление" или частичную реорганизацию системы в арабских странах, дело ведет еще к большей исламизации стран Ближнего Востока.

В данном случае мы сталкиваемся еще с одним политическим парадоксом. До недавнего времени такая страна, как Турция, выставлялась в качестве образца светскости и демократичности на Ближнем Востоке. Однако Европа, вместо того, чтобы укреплять в этой стране западные демократические стандарты, подтолкнула ее в сторону исламизма, отказав ей в приеме в ЕС. Теперь реально вырисовывается перспектива сближения Турция и арабского мира, но не на основе принципов демократии западного образца, а на базе исламских ценностей, что подкрепляется и вырисовывающимися общими интересами в области безопасности, и взаимными экономическими связями. Неслучайно премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган негативно определился в отношении Израиля, поставил, как полагает известный турецкий журналист Фехми Кору, под сомнение легенду о политической неуязвимости этой страны. Также не случайно и то, что Эрдоган стал первым ближневосточным политиком, который призвал президента Египта Хосни Мубарака "признать волю народа", хотя никто не знает, что сейчас понимает под этим официальная Анкара. По существу, мы только в самом начале развития сложнейшего социально-политического процесса, который вслед за арабским миром неизбежно затронет тюркские и иранские этносы. Вот почему многие американские политологи заметно растеряны.

Если же американский Коминтерн планировал именно подобный ход событий, то в этом есть определенное рациональное зерно. Похоже, что мусульманскому миру предложено пережить несколько лет серьезных потрясений, чтобы использовать это в качестве обоснования дальнейшего американского военного присутствия в регионе во имя, конечно, сохранения и защиты "новых демократий".