Самый главный враг казахского языка в Казахстане - это чиновники. Они используют русскоязычное население как щит, защиту от национал-патриотов. Председатель общественного объединения "Судьба нации" Дос Кушим уверен: двуязычие в стране одностороннее, вполне можно говорить о дискриминации тех, кто вынужден учить русский язык. По его мнению, самую большую опасность представляет фактор сильного языка, когда русский язык "съедает" казахский.

ИА REGNUM Новости: Есть ощущение, что в национал-патриотическом поле Казахстана ничего не меняется. Недавно было 20-тилетие закона "О языке" и я обратил внимание: несколько последних лет на митинги и демонстрации выходят одни и те же люди. Отсутствие кадровой ротации - это такая позиция?

Прежде чем я отвечу на это вопрос, давайте вспомним некоторые фундаментальные проблемы национал-патриотического поля. Самый большой наш минус - мы не подготовили лидеров среди молодежи. Я работаю в этом поле уже 21 год и уверен, что это наша ключевая проблема. Все ребята, на которых мы делали ставку, теперь госслужащие. Возьмем, к примеру, только один проект - "Азамат". Он вышел из Фонда Сороса, где в свое время работал дискуссионный клуб. Сначала наша молодежь организовалась в общественное объединение, потом - сложилась дискуссионная программа на телевидении. Это была очень хорошая молодежь. Но когда люди выросли, стали более или менее подготовленными, их пригласили на государственную службу. Самых подготовленных забирают сразу, дают им хорошие места.

Суть в том, что мы придали молодым национальный импульс, но им ведь нужна еще и карьера, деньги, материальное положение. Молодежь идет за нами, но при этом вынуждена думать о будущем. Так мы теряем перспективных. Эту "утечку кадров" я могу сравнить разве что с резким оттоком сторонников в 1991 году, когда была объявлена независимость, ставшая самым сокрушительным ударом по национал-патриотическому движению в Казахстане. В то время национал-патриотическое движение "Азат" было очень мощной организацией, но с обретением независимости мы почти распались. Развивать казахское поле остались процентов 20 активистов. Остальные сказали, что достигли своей цели: Казахстан получил суверенитет, остальные казахские ценности придут со временем. И земля, и возвращение оралманов, и возрождение культуры с литературой, - эти комплексные вопросы никуда не денутся.

На этих надеждах мы потеряли минимум лет десять. У нас не было никакой конкретной работы, по сути, до начала двухтысячных. В этот "период веры и надежды" мы снова потеряли людей, которые могли бы активно работать, снова потеряли молодежь. Поэтому, спустя десять лет на уровень публичной дискуссии снова вышла старая гвардия, те, кто умеет работать и помнит, как мы боролись за казахскую идею. К сожалению, большинству молодежи этого не понять.

Теперь вернемся к вопросу, который вы задали. Когда мы собирались у Дворца Республики [в Алма-Ате] по поводу 20-летия закона о языке, на празднике было много молодежи. Школьники, студенты. Это, конечно, и наша заслуга. Каждая из школ, с которыми мы работаем, отправила около 200 человек. Директора сказали: мы ничего не боимся, это поддержка государственного языка и мы отправим столько, сколько вам нужно, 200-300. Ребята пришли, стояли. В этот раз почти половина собравшихся была из числа молодежи. И только первые 2-3 ряда собравшихся - это те, кто остался из старой гвардии.

В последние два-три года мы преодолеваем кризис времени. Мы постепенно закрываем пустоши, образовавшиеся в результате десяти лет веры в государство. А вот молодежных организаций, которые работают конкретно в этом направлении, мало. Я знаю только две. Первая - это "Болашак", у них в рядах десятки тысяч молодых людей. Вторая молодежная организация называется "Язык и дух". Ее возглавляет Жанбулат Мамай. Недавно он стал лауреатом премии имени Алтынбека Сарсенбаева. Обе организации - студенческие группы. Молодежные организации есть, но их мало. И я считаю, это самое большое упущение. Но мы собираемся работать в этом направлении.

Видите ли, есть интересная деталь, которая внушает мне бесконечный оптимизм. В последние четыре года во всех казахоязычных газетах, даже бюджетных, начали открыто писать о проблемах казахов. О так называемой "казахской проблеме". Сейчас они пишут даже более остро, чем выступаем мы. И я говорю им, что вы забрали наше поле. И я рад, я буду отдыхать...

ИА REGNUM Новости: Оправдана ли норма о 50 процентном вещании в СМИ на государственном языке в стране, где русский язык имеет невероятно сильные позиции? Ведь существует же понятие медиарынка, например.

Опять мы здесь ошибаемся. В законе написано - не должно быть меньше 50 процентов вещания. Это значит, что может быть 99 процентов казахского, один процент - другого. Так что многие говорят 50 на 50, но это в корне неправильно. А в 2002 году, когда Мухтар Кул-Мухаммед был министром, он поставил вопрос о новой пропорции вещания: 80 на 20 в пользу казахского языка. Но это, к сожалению, не прошло. Там было много работы, даже представители ОБСЕ рассматривали этот вопрос. Пришли к выводу, что это якобы нарушает права СМИ. Что не должно быть искусственно созданного барьера, это отразится на рекламодателях и т.д. Так что в законе - не менее 50 процентов.

ИА REGNUM Новости: Будет ли востребован такой медиарынок? Все-таки связанная с казахским языком публика весьма неоднородна - общеизвестен факт, что казахи знают казахский язык в настолько разном объеме, что это становится проблемой.

Если говорить о статистике - дескать, многие казахи не знают языка, - то тут надо взять какой-то конкретный юридический факт. Назарбаев сказал - треть казахов не знает языка, Мухтар Шаханов сказал - половина не знает. Мне кажется это неправильно. Я знаю только один конкретный факт. Это перепись 1989-го года. Тогда было 55 или 56 процента казахов. И среди вопросов было: какой язык вы считаете родным. И тогда около 98 процентов сказали, что казахский. Так что тогда уже было больше 50 процентов казахоязычных. А кроме этого, многие диаспоры, тюрки, азербайджанцы, особенно в Шымкенте, в Жамбыле, они все знают казахский язык. Уйгуры почти все понимают и разговаривают на казахском, может, пишут с ошибками. Если их добавить, то в 1989-м, мне кажется, у нас было 55 процентов казахоязычных. Сейчас нас 67 процентов стало. Еще 5 процентов - на диаспоры, то, значит, мы имеем минимум 60 процентов казахоязычных. Так что нельзя говорить, что русскоязычных больше.

Мы часто говорим, что республика должна быть двуязычной. Но реально двуязычные только казахи. А русские и большинство диаспор - русскоязычные. Да и мы сами, казахи, владеющие русским, дополняем ареал русскоязычных. Я пишу и читаю на русском, хотя лучше владею казахским. И многие казахоязычные, покупающие газеты на казахском языке, покупают и на русском тоже, если там есть интересные для них материалы. Поэтому складывается ошибочное мнение, что русскоязычных больше. Но нельзя делать резкое разделение. И то, сколько людей читают по-русски, не должно быть определяющим. Если в Казахстане было бы всего пять процентов казахов, все равно казахский язык должен быть государственным. Потому что казахи 300-400 лет воевали ради своей цели - создать единое государство. И мы создали свое государство. А когда пришла Россия, мы стали полуколониальными, колониальными. И мы потеряли свою государственность, а то, что нам дали с 1920-х годов в составе Союза свою республику... Я не считаю, что у нас была своя республика. Был центр, тоталитарный режим. И национальные, межнациональные проблемы не решили. Форма была национальная, девушки в национальных костюмах, концерты по праздникам, а содержание - социалистическое. И только теперь, постепенно, постепенно мы завоевали свою независимость. Сколько человек в ходе этой борьбы остались без работы? Одного меня два раза судили. Это была настоящая борьба. У многих были конфликты в семье, кто-то остался без квартиры, кому-то не дали защитить кандидатскую или докторскую. Все это было в 1989-1990 годах, когда мы поднимали национальный вопрос. Мы с таким трудом завоевали независимость, и это казахское государство, в котором живут и другие этнические группы. И у нас должны быть одинаковые права и обязанности, социальные, политические и т.д. Но надо, чтобы все признали: это казахская республика, казахская земля.

Цель очень открытая, конкретная, почти международная. И во Франции, и в Германии - везде так. Есть немецкое государство, но в нем соблюдаются демократические принципы, права человека и т.д. И мы хотим того же. А государство пока не говорит ни "да", ни "нет". Все в подвешенном состоянии. Говорят, государство было создано на исторически истинно казахской земле. Но это же глупо. На исторической земле индейцев было создано другое государство, американское. Мы предлагаем - напишите Казахское государство. И это, наверное, наш первый лозунг. И что интересно, этот лозунг в 1991-м году в Верховном Совете поднимал известный юрист Виталий Воронов. Была Казахская советская социалистическая республика, убрали советская, потому что нет Союза, убрали социалистическая, потому что уже не социалистическое направление. Осталась Казахская республика. И никто не был против. Я слышал, что Мурат Ауэзов выскочил и сказал - давайте, у нас будет название Казахстан. Слово, которое, кажется, в 1930-м году появилось на свет. И до сих пор национал-патриотически настроенные люди считают этот вопрос основным камнем преткновения.

ИА REGNUM Новости Но при этом существует норма, регламентирующая языковой вопрос - если в стране больше, по-моему, 35 процентов говорит на втором языке - его тоже надо делать государственным. И это не только европейская норма, в Канаде - она тоже действует.

В Канаде тоже не все в порядке, там Квебек есть. Мы в Союзе уже видели, что такое двуязычие, это тема моей кандидатской диссертации. Нам говорили: когда два языка работают в одном государстве, они обогащают друг друга. А ведь все зарубежные специалисты, лингвисты утверждают: в условиях сосуществования двух языков, сильный язык "съест" слабый. Что этому разве нет примеров? У якутов даже имен своих не осталось. Все русские. И у нас это стало постепенно появляться. В Уральске, Усть-Каменогорске казахские имена уже меняются. Уже есть Света, Катя, Иван. Если человека зовут Болат - он Боря. Если Толебек - Толя. А в Шымкенте, Кзыл-Орде, городах, где много казахов, имена еще сохранились. Но еще 10-15 лет, и мы бы имена потеряли. Двуязычие есть одностороннее и двустороннее. В Казахстане, уверяю вас, двуязычие одностороннее. Казахи знают два языка, а русскоязычные - только один. Это тоже социальная несправедливость. Казахи должны изучать и понимать русский, а русские не понимают, когда я говорю на казахском. И я, на своей земле, в своем государстве должен подстраиваться. Это психологическое давление. Плюс фактор сильного языка. Русский съедает казахский. Поэтому двуязычие не выход, оно оставляет те же проблемы, которые были в СССР. Желтоксанцы [в 1986 году] вышли [на Новую Площадь Алма-Аты] против этого. У каждого государства должен быть свой язык. Да, устройство бывает как в Швейцарии - конфедеративное, там якобы четыре языка. У нас этого не может быть. Вообще, я очень боюсь слов автономия, федерация. В них все равно заложена мина замедленного действия. Я даже рад, что в Казахстане нет автономии, что мы в 1937-м отдали Каракалпакстан Узбекистану и очистились. Мы - унитарное государство. И количество рускоязычных постепенно сокращается. В основном здесь остаются пенсионеры, а молодежь отправляют учиться в Петербург, в Томск. Я верю, что через некоторое время казахоязычных будет здесь 85-90%. И русский язык, двуязычие не будет сохраняться.

ИА REGNUM Новости: А каким образом решится вопрос техногенных терминов? Разве казахский язык в полной мере интегрирован в современную науку или общественные отношения?

Я в корне не согласен. Казахский язык среди тюркских языков занимает первое место, это я как лингвист говорю. Казахский язык все может. Даже в 1970-м году мы сделали прямой перевод Фауста. У нас есть все возможности. И по юридическим терминам все есть. Я считаю, что казахский язык богаче, чем русский. Просто мы не использовали многие слова. Как говорят, слепой знает только свою дорогу. Мы стали слепыми. Мы не знаем того, что у нас есть, чего нет, что мы можем использовать. Бюрократические документы можно писать на казахском языке, Конституцию можно. Я переводил документы ООН с русского на казахский. И у меня вышло даже лучше, чем на русском. То, что мы не доверяем возможностям своего лексического запаса, это большая ошибка. Но те люди, которые должны использовать этот язык, они не готовы, не знают многих вещей. Я слышу дискуссии на разные темы: например, как называть на казахском "юридическое лицо". Одни говорят - невозможно перевести. А потом нашли "занды тұлға". И термин вошел в употребление. Все из-за того, что многие не знают глубину богатства казахского языка. Но это не значит, что проблем с техническими терминами становится больше. Зато есть такая вещь, как языковой пуризм. Он означает отсутствие в языке иностранных слов. Я против этого. Есть некоторые слова, которые должны остаться. Интернациональные термины. У нас сейчас есть перегибы, когда искусственно ищут персидские корни, казахские корни, и в итоге полученные слова не передают исконного смысла переводимого термина. Это глупость. Не нужно менять слова "демократия", "республика".

Сейчас идет переходный период. Казахский язык надо изучать, чтоб он звучал наравне с английским. Я вообще отметаю русский язык. Когда я говорю с русскими лингвистами о проблемах языка, я говорю, мы получаем опыт от вас. В середине XVIII века во всех вузах России, по всем научным направлениям, все было только на французском и немецком языках. У нас ситуация лучше, у нас есть где-то 30% готового. И когда Ломоносов сказал, что русский язык должен стать языком науки и высшей школы, над ним смеялись. За 15 лет он этого добился. И мы можем. Но у нас нет политической воли. Самый главный "враг" - наши чиновники. Эти люди могут писать, только используя клише. И они не готовы. Они боятся, как огня, того, что останутся завтра без работы, если казахский язык поднимется до уровня русского. Кроме того, их дети, которые учились в русских школах, остаются без работы. Их внуки, которые сейчас в Швейцарии, тоже остаются без работы. И поэтому они сознательно работают в сторону русского языка. И что интересно, они используют межнациональный вопрос. Зачем, дескать, обострять вопрос о языке? Весь север русскоязычный. Они завтра могут выступить и т.д. Они держат русскоязычных, как щит перед собой. А русскоязычные не виноваты. Большинство из них, кто хотел, уже переехал, и остались только 5-6 групп национально озобоченных организаций: "Лад", "Русский центр", "Казачество", славянские движения и т.д. Остальные - простые люди, мне кажется, уже поняли, что это казахское государство, и казахский язык будет доминирующим. Но все всегда говорят - давайте постепенно введем его употребление. Я тоже не против. Но должно быть движение вперед. Чтобы через пять лет хотя бы названия улиц были написаны по-казахски. Зачем писать "Абай дангылы" и внизу "Проспект Абая"? Что, слово Абай прочесть нельзя? Ведь та же кириллица у нас. "Город Капчагай" - "Капшагай каласы". Это смешно. Все это должно через пять лет быть убрано. И русскоязычные будут лучше знать казахский, если эти надписи будут по-казахски. "Тic емдеу" - "Стоматология". Если бы там, где нарисован зуб, было бы написано только "Тic емдеу", любой русскоязычный, пройдя три раза мимо, усвоил бы, что "тiс" - это зубы, "емдеу" - лечение. Мы сами приостанавливаем процесс. Мы не видим, что через какие-то сроки что-то новое бы претворялось в жизнь. И мы понимаем - это просто обман. Обман, за который держится чиновничья власть. Здесь русскоязычных мне обвинять не в чем. И даже мои рускоязычные друзья: [оппозиционеры и правозащитники] мне говорят - почему, когда мы сидим за круглым столом, спикеры не выступают на казахском? Я говорю - чтобы вы тоже понимали. А они мне отвечают - тогда мы вообще никогда не будем казахский язык понимать. Евгений Жовтис говорит, что уже понимает многие вещи. Мой друг Асылбек Кожахметов после года обучения выступил в суде на казахском; [политик] Булат Абилов митинги проводит на казахском языке. Нет никаких проблем. Это - урок русскоязычным. Они должны постепенно впитывать слова. А когда мы делаем синхронный перевод, берем переводчиков - мы не двигаемся вперед. Если мы движемся поэтапно, мы должны видеть наступление каждого следующего этапа. Но государство не двигает язык. Нам говорили, что с 2010 года в государственных учреждениях будет введено делопроизводство на казахском языке. Осталось три месяца. А теперь говорят - давайте пересмотрим, с января будет введено только на 60 процентов. Сначала хотели 70, потом сказали 60. Какой по этому поводу был ор! А я сказал - пусть. Пусть будет реальных 60, чем с приписками 70.

ИА REGNUM Новости: Может, власть просто понимает значимость русского языка? Его конкурентные преимущества?

В СНГ мы последние остались. Первыми были прибалты. В Грузии на выборах президента Саакашвили русскоязычным наблюдателям искали переводчиков. Русский язык там не знают. Последними были те, кто до 1991-го года успел отслужить в армии. И никакого дискомфорта там не чувствуют. Изучают грузинский и английский. И когда нам говорят - нужно еще время, лично мне непонятно. 20 лет - это вполне достаточный срок. Мы сами все испортили. В начале 1990-х люди массово начали изучать казахский. Курсы открывали. Через два года процесс остановился. Потому что сами казахи не поняли, что их язык стал государственным. Мои друзья мне тогда сказали: можно сделать так, что уже завтра все будут знать казахский язык. За пять лет - точно. Но прошло 20 лет. И кто изучил? Может, виноваты наши правители, которые тогда ничего не сделали? Они оставили ситуацию в подвешенном состоянии. Можно было сказать - мы вводим два государственных языка: казахский и русский. И было бы все понятно. Но сказали четко - государственным является казахский. Русский будет применяться в госорганах наравне с государственным. Русский - не официальный язык, а "как официальный язык". Юридически это разные вещи. И вот тогда люди бы задумались. Возьми внука, отдай в казахскую школу. Как в Германии. Я там был два месяца, все это изучал, общался с турецкой диаспорой. В Германии живет около миллиона турков, около трех миллионов работает. Я спросил - почему вы не открываете турецкие школы? На меня посмотрели, как на дурака. Дескать, наши дети будут изучать турецкий, а потом искать работу в Анкаре? Нет! И я подумал: когда же я услышу такое от усть-каменогорцев и павлодарцев?

На ожиданиях, что русский будет одним из официальных, что будет двуязычие - на всем этом нужно поставить крест. Обратного процесса не будет. Казахи стали абсолютным большинством, и здесь тоже обратного процесса не будет. И эту мысль государство должно было вдолбить гражданам еще в 1990-м году. Беда в том, что государство не сказало ничего конкретного. А мы поверили и ждали. И даже сейчас еще не осознали до конца.

Как-то, выступая в Сенате при обсуждении закона о выборах, я сказал: "в социальной лингвистике есть такой закон - самый тупой человек изучает иностранный язык максимум за три года, здесь, надеюсь, собрались умные люди, поэтому я буду говорить по-казахски. А иностранцу Джону Коллинзу, представителю ОБСЕ, я потом расскажу, о чем речь"". Тут он меня перебил и на чистом казахском языке сказал: "Дос, ты знаешь, у меня жена казашка, я знаю казахский лучше тебя!" И это стало лишним подтверждением моих слов.

ИА REGNUM Новости: Однако при этом очень хорошо характеризует ситуацию ситуация с телепродуктом - все зрители уходят в русскоязычное поле: на "спутник" или "кабель".

На казахских каналах много некачественных передач. Временами это напоминает советские рапорты о достижениях государства. А молодежь такое не смотрит. Кроме того, в Казахстане нет ни одного канала, который вещал бы только на казахском языке. Даже в Китае, где всего 1,5 миллиона казахов, есть 2 таких канала. Зато у нас везде спутниковые антенны. Пермское ТВ, Томское - их ловят даже в аулах, где нет эфирного государственного вещания. Телевидение - это стратегический ресурс. И здесь должен быть какой-то контроль. Или, по крайней мере, возможность запускать свои, региональные продукты. Но у нас нет политики такой. Зато недавно открылся исламский телеканал "АсылАрна". Зачем это нужно государству? Из-за боязни исламских сект. Когда государству приспичило, оно сделало. А на государственном языке канала нет. И даже мои русскоязычные друзья жалуются. Начали смотреть на казахском программу, - через 15 минут закончилось, начался на русском языке фильм. А если бы был только на казахском канал, то лучше бы знали язык. Когда постоянно звучит другая речь - это ведь как учебник.

ИА REGNUM Новости: Почему в таком случае нет контроля за кабельным ТВ, скажем?

Нет политической воли государства. Когда мы собрались во Дворце Республики, ни одного слова не было сказано против русских и русскоязычных. Все, абсолютно все критиковали чиновников, местные власти, государство. И русскоязычные должны это понять. Я знаю, им не очень нравится, когда говорят о повсеместном внедрении казахского языка. Но я подчеркну: даже когда я был активистом "Азата", мы пресекали все разговоры на тему колонизаторов и агрессоров. Нет в республике стычек между казахами и русскими. Мы можем дискутировать только по языковым вопросам. И мы знаем, что в проблемах нашего языка виноваты не русские, виноваты мы, казахи. Виновата наша элита и наша белая кость, наши чиновники. И мы ждем от русскоязычных поддержки. Но они пока наблюдают. Получается, что чиновники сейчас на их стороне. Здесь уже большая политика. Я пять лет был президентом республиканских независимых наблюдателей [за выборами]. И весь выборный процесс был у меня перед глазами. Так вот, в 1999-м году республика как бы разделилась. В русскоязычных регионах, в Кустанае, Петропавловске, Павлодаре, Усть-Каменогорске, Астане, Караганде Назарбаева поддержали почти 100% населения. А в казахских Атырау, Актау, Кзыл-Орде - гораздо меньше. В Актау за него были всего 67%. И выводы были сделаны. Государство стало заигрывать с русскоязычным населением. А у оппозиции начались проблемы. Протестный электорат сосредоточен в западных казахоязычных регионах, а сами лидеры партий русскоязычные. Они оказались на перепутье. Хочешь поднять казахские проблемы? Но русскоязычные газеты это вряд ли напечатают. И русскоязычный электорат вряд ли поддержит. Государство эту проблему хорошо понимает и играет на этом. Хорошо играет и на языковом вопросе. Казахоязычные якобы слишком сильно напирают на языковой вопрос. И государство вроде в роли защитника: давайте постепенно, надо подумать о наших русскоязычных сородичах, мы все граждане этой республики, и т.д. Эта игра идет повсеместно.

ИА REGNUM Новости: То есть русскоязычные стали разменной картой в игре государства и казахов?

Обычные простые люди многие вещи понимают лучше, чем наши чиновники. Я чувствую их понимание, их волю и поддержку. В последние четыре года не поднимается вопрос о том, чтобы сделать русский вторым государственным языком. Русскоязычные организации, тот же "Лад", открывают воскресные школы, чтобы изучать казахский язык. В стране как будто три лагеря: государство, казахоязычные и русскоязычные. Ибн Сина как-то сказал больному: "Нас трое. Ты, я и болезнь. Если ты будешь плакать, что умираешь, ты объединишься с болезнью, и вы вдвоем победите меня. Если ты мне поверишь и послушаешь моих советов, мы вдвоем победим болезнь". И у нас такая ситуация. Государство останется в одиночестве, если мы будем вместе. Если же объединится государство с русскоязычными, то казахоязычные останутся в одиночестве, и ситуация накалится. Нам достаточно этого понимания со стороны русскоязычных. Не надо, чтобы они с нами выходили на митинги.

В последнее время русскоязычные все чаще отдают детей в казахские детсады. Жалко, что у нас низкое качество обучения на государственном языке, но это уже другой вопрос. Сначала должна быть воля. И тогда будут решаться конкретные вещи, улучшится уровень преподавания. Но сначала надо сказать, что мы хотим знать казахский язык. И это движение навстречу уже отчетливо видно. Только теперь нам, национал-патриотам, надо постараться не наломать дров.

Мы не требуем через год предоставить список чиновников, не знающих казахский язык, и всех уволить. Когда в 1997-м приняли второй закон о языках, я считаю, сделали одну глупость: включили в него перечень должностных лиц, которые обязаны знать казахский. В той же Эстонии начали не с премьер-министра, а со служащих справочной, кассирш, буфетчиц, таксистов и т.д. Обязали выучить язык тех, кто непосредственно общается с людьми. А мы сделали наоборот. У нас, в первую очередь, язык должен знать премьер-министр, министры. Те официальные лица, которым, что называется, сам Бог велел. Ведь это их закон. Но когда есть желание, когда в казахских школах учатся русские парни, недалеко то время, когда наша организация закроется. И я буду только рад. Значит, казахской проблемы не будет.

ИА REGNUM Новости: Почему не будет? В полиэтничной стране всегда будут разногласия - и не только языковые. Цивилизационные, общественные.

Назарбаев поднял вопрос о трехязычии. Он сказал конкретно: государственный язык должны знать все граждане нашего государства, русский язык используется как язык межнационального общения и источник получения информации. Английский язык должны знать те, кому он нужен по работе. Государство эту сферу регулировать уже не должно. Это естественный процесс. Когда в 1997-м году менялся закон о языках, исправили всего 2-3 вещи. Но главное - убрали вторую статью, где было указано, что "русский язык - язык межнационального общения." Почему? У Сахарова в книге "Конституция евразийских государств" конкретно указано: "межнациональный язык общения законом не регулируется". Если кореец и казах общаются, они могут говорить на русском, а могут на английском. А если есть статья о языке межнационального общения в законе, то мы обязаны говорить на русском, или нас могут оштрафовать. И это уже из области нарушения прав человека. Но до сих пор этого понимания нет.

Если у эстонцев спустя столько лет возникла необходимость в изучении русского языка, не исключено, что через некоторое время она возникнет и у нас. В Усть-Каменогорске русский необходим, потому что большой объем совместного бизнеса. И люди будут его изучать сами. Но государство сюда вмешиваться не должно. Ресурсы государства должны быть направлены на то, чтобы граждане знали государственный язык. В этом нет ничего обидного. Знаете, иногда говорят: "Казахи в Союзе были второсортной нацией, мы дали им знания, культуру. Зачем мы будем изучать их язык? Казахи и так понимают русский". Нет! Здесь есть чисто духовные вещи. Я повторяю - даже если казахов будет всего 5% в этом государстве, мы будем бороться за то, чтобы казахский язык был государственным, потому что это государство мы создали. Здесь обиды не должно быть. Гражданский кодекс у нас - нулевой вариант. Это значит, казахи и русские все одинаковые. У нас нет льгот за то, что ты казах. Но государственный язык надо знать. Это как признание, что это историческая казахская родина, казахское государство. От этого никто не станет калекой. Да, внутри что-то остается. Но у твоих детей уже не будет этого. Они уже будут жить и говорить - я казахстанец, я здесь живу. А у нас пока остается. Как будто оттолкнули, несправедливость какая-то. И это чистая психология, мертвый сезон, который надо просто пережить. 10 лет, 20. Когда я защищал Жовтиса, на меня такие нападки были в казахской прессе. Даже те, с кем я в одной комнате сижу на работе, многие вышли против меня. Я сказал: "Ребята, я всегда делаю то, что я хочу! Я вас слушаю. Да, Жовтис был против религиозных законов, но против казахского языка он никогда не был". У казахов и у русских до сих пор осталась дурнопахнущая совковая психология. Мы не стали, как американцы или французы, гражданами, которые открыто понимают все это. Но этот шаг будет сделан. Я на этот счет оптимист. Говорят, я жесткий национал-патриот. Первая ассоциация с "национализмом" какая? "Националист", как нам с 1930-х годов вдолбили в голову, это тот, кто, взяв в руки дубинку, начинает бить и выгонять русских. Я за то, чтобы изменить содержание этого термина Я просто люблю свою нацию. Это не значит, что я не люблю другие нации. Здесь я согласен с Валентином Распутиным, русским националистом. Он сказал: "У меня есть мать. Мне кажется, что моя мать самая добрая, красивая, самая-самая. И я хочу, чтобы она жила хорошо. Но это не значит, что я других матерей не люблю. Я всех матерей уважаю. Но моя мать мне ближе. Это и называется национализм".