Местоблюститель патриаршего престола митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, являющийся одним из кандидатов в патриархи Русской православной церкви, который будет избран Поместным собором РПЦ 27-29 января, дал интервью официальному органу правительства "Российской газете". Интервью издание публикует сегодня. Ниже приведены некоторые ответы местоблюстителя.

Участие в Поместном Соборе, безусловно, почетно. Вместе с тем многих интересует, почему выбирать Патриарха помимо уважаемых священников и богословов будут актриса, директор цирка, предприниматели. Не нарушение ли это традиций?

То, что в Соборе будут участвовать активные миряне, представляющие различные слои общества, не противоречит церковной традиции. Делегатов на Поместный собор выбрали в епархиях. Полагаю, что следует уважать этот выбор. Кстати, почему упомянутые профессии должны изначально считаться постыдными? Известно, что многие актеры и предприниматели являются искренне верующими людьми, много делают ради блага церкви и ближних. С цирком у многих людей связаны добрые детские воспоминания. Даже как-то странно думать, что во главе цирка не может быть достойный и уважаемый христианин.

Испытывают ли архиереи давление со стороны чиновников или бизнесменов накануне Поместного собора?

Светский мир, конечно, интересуется тем, как церковь готовится к избранию патриарха. Но давления мы, по счастью, не испытываем. Все-таки серьезные политики и лидеры крупного бизнеса сегодня с уважением относятся к Церкви, избегают попыток поставить ее на службу мирским интересам. Говорю это с благодарностью за понимание той естественной дистанции, которая должна отделять церковную иерархию от светской власти. Эту дистанцию, кстати, надо поддерживать с обеих сторон.

Когда и где пройдет интронизация выбранного Патриарха?

Интронизация состоится 1 февраля в Москве в Храме Христа Спасителя.

Разгорелась серьезная дискуссия о том, какую роль Церковь должна играть в жизни общества: вести размеренную жизнь внутри церковной ограды или активно проповедовать? Каково ваше мнение?

Ответ на этот вопрос мы находим в жизни святых апостолов. Они были ревностными исполнителями повеления Божия: "Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари" (Мк. 16, 15). И мы все должны следовать их примеру, открыто и мудро свидетельствуя в обществе о евангельских ценностях. В то же время великой ответственностью пастырей является забота о вверенной их попечению пастве, труды во имя спасения верных чад Церкви. Очевидно, что эти два направления трудов - пастырство и миссию - не следует противопоставлять. Ибо они составляют то единое служение, которое Церковь унаследовала от святых апостолов.

Нередко высказываются опасения по поводу излишнего сближения Церкви и государства, раздаются голоса, с одной стороны, что Церковь - инструмент в руках госчиновников, с другой - что священники оказывают слишком большое влияние на губернаторов и мэров...

В истории России и вообще в истории Вселенского Православия тема отношений Церкви и государства трактовалась по-разному, и модель церковно-государственных отношений была различной. Одно было в Византийской империи, другое в средневековой России, третья модель возникла в результате реформ Петра I. Затем Церковь вступила в полосу гонений, и тут вообще трудно говорить о каких-то церковно-государственных отношениях: речь шла просто о выживании Церкви. И только после тех перемен, которые произошли на исходе ХХ века, в России впервые возникли предпосылки для установления той модели церковно-государственных отношений, которые соответствовали бы, с одной стороны, каноническим нормам Церкви, а с другой - политической и юридической основе жизни современного государства. Надо было сочетать нормы канонического предания, то, как они определяют отношения со светской властью, и нашу политическую реальность. Думаю, под омофором Святейшего Патриарха это удалось сделать. Проводилась систематическая работа по формированию модели отношений с государством со стороны Церкви, что нашло свое выражение в Основах ее социальной концепции. Помимо этого приходилось реагировать на различного рода проблемы и кризисные явления, которые возникали. Достаточно вспомнить 1991, 1993, 1998-е годы. Церковь пыталась вести себя в этих кризисных ситуациях уже в соответствии с новым и, на наш взгляд, правильным пониманием того, как должны строиться церковно-государственные отношения. И я бы с благодарностью сказал, что этот наш подход уважается государством.

Некоторым верующим непонятны цели Русской Православной Церкви, которые она преследует при участии во Всемирном Совете Церквей. Раздаются даже обвинения в "предательстве Православия". Как вы относитесь к подобным упрекам?

Я благодарен всем, кто высказывает по этому поводу ответственные и взвешенные соображения, в том числе критические. В то же время не могу понять тех, кто из года в год повторяет старые, давно опровергнутые мифы о "предательстве Православия", смешении вер и т.д. Между тем, принимая в расчет различные мнения, наша Церковь рассматривает в комплексе все аспекты данной темы, в том числе те, которые могут быть не видны сторонним наблюдателям. Хотел бы заверить интересующихся, что придерживаюсь достаточно критического взгляда на эту организацию и вижу как положительные, так и отрицательные стороны нашего участия в ней. Мы внимательно отслеживаем все, что происходит во Всемирном Совете Церквей и особенно в области его соприкосновения с крайне либеральным крылом современного протестантизма. Пока нам вместе с другими Православными Церквами удавалось удержать Всемирный Совет Церквей от соскальзывания в эту опасную сторону. Однако в любой момент мы должны быть готовы к решительным шагам, в том числе связанным с приостановкой нашего членства. Важно, чтобы решения, касающиеся членства в международных христианских организациях, принимались на основе широкого богословского обсуждения с участием тех лиц, которые хорошо знают обсуждаемый предмет и способны к принятию ответственных решений.

В последнее время вас пытаются представить как эффективного менеджера, это все чаще выходит на первый план. А как же богослужение и молитвы?

Я не помню того времени в своей жизни, когда бы не молился. Я родился в глубоко религиозной семье. Мой отец был священником, мой дед был священником. Оба во время гонений пострадали. Хорошо помню, как уже в три или четыре года пытался совершать богослужения у себя дома, надевал какие-то одежды, которые напоминали священнические, а к пяти-семи годам уже наизусть мог отслужить молебен, панихиду. Для меня богослужение - это моя жизнь. Когда я совершаю службы, даже физически чувствую себя лучше, потому что во время молитвы достигается какой-то внутренний баланс сил. Трудно говорить о самом себе, особенно о таких сокровенных вещах. Тем более на страницах прессы. Об этом с духовником лучше говорить. Но я бы хотел сказать, что главное дело моей жизни - это служение Богу. И в центре этого служения - совершение Божественной литургии. Все остальное вторично. Вообще совершение Божественной литургии - это центр не только жизни священнослужителя, это должен быть центр жизни каждого человека. Вот когда все больше людей начнут это понимать, нам будет необходимо все меньше эффективных менеджеров. Потому что высокий уровень духовной жизни - это в первую очередь способность человека к самонастройке...

А как Церковь и вы лично относитесь к тому, что многие чиновники раньше были коммунистами и воинствующими атеистами, а сейчас потянулись в храмы, где иногда неправильно крестятся, но охотно позируют перед телекамерами?

В первую очередь - не надо никого судить. Могу привести поразительный пример из своей жизни. В 70-х годах я нес послушание в Женеве. И однажды ко мне обратился один из высокопоставленных дипломатов, советский человек, партийный: "Могу я вас о чем-то попросить?" А потом добавил: "Имейте в виду, что если кто-то узнает о нашем разговоре, на этом закончится вся моя карьера и, наверное, весь мой жизненный успех, все прекратится. Так что полностью вверяю свою судьбу в ваши руки". Я ему сказал, что он может не беспокоиться. Тогда он попросил обвенчать его с его женой. Этот человек занимал очень высокое положение. А через короткое время, может, недели две-три прошло, ко мне пришел другой сотрудник посольства, который тоже занимал очень высокое положение, и попросил меня сделать то же самое. И также предупредил, что очень рискует. А затем попросил меня сделать так, чтобы никогда об этом не узнал тот, которого я венчал до него. Потому что, с его точки зрения, это был самый опасный человек из тех, кто мог ему навредить. И тогда я подумал: Господи, мы же живем в Королевстве кривых зеркал! Два православных, которые, может, были бы близкими друзьями, разделены страхами идеологии и предрассудками...

Как можно судить человека, как можно проникнуть в глубину того, кто неумело крестится? Лицемер он или человек, сделавший невероятно трудный шаг навстречу Богу? Церковь-то призвана вести к спасению всех. В том числе и коммунистов, и вчерашних неверующих, и тех, кто называет себя атеистами... Я родился в Ленинграде в 1946 году. Отец был главным механиком на одном из военных заводов, а через год после моего рождения стал священником. Что в то время было очень рискованным делом. Мама работала учительницей немецкого в школе. Жили мы очень бедненько, в коммунальной квартире, как и все тогда. Но у отца была потрясающая библиотека. Наше общество познакомилось, допустим, с русской религиозной философией уже во время перестройки, а я все это - и Бердяева, и Булгакова, и Франка - читал еще в юношестве. И родители, и библиотека оказали на меня огромное влияние, хотя родители никогда не вторгались в мой внутренний мир. А потом, в 15 лет, я ушел из дома, поступил в вечернюю школу и устроился на работу. Был ли я октябренком, пионером? Никогда. Причем сознательно - родители не учили этому - говорил преподавателям: если вы мне разрешите в красном галстуке посещать службу, то я вступаю в пионеры завтра же. Естественно, мне отвечали, что этого не будет. И вот я учился хорошо, но было постоянное напряжение с педагогами, меня часто вызывали для проработки на педагогические советы. Представьте себе: мальчишка 13 лет, а перед ним - учительский синклит во главе с директором. Но надо было защищаться. Зато с тех пор меня не пугает, когда приходится идти против течения. Писать в газетах обо мне начали где-то с начала 60-х. Помню, в ленинградской "Смене" на первой странице была помещена статья о том, что вот мальчик вроде хорошо в школе учится, но в Бога верит. И что же с ним нужно сделать, чтобы он перестал верить? Дед у меня был замечательным человеком. Он прошел 47 тюрем и 7 ссылок, прожил в заключении почти 30 лет и был одним из первых соловчан. Трудился механиком, машинистом на железной дороге казанского направления, все заработанные деньги отправляя в Иерусалим и на Афон. А сидел лишь потому, что боролся против обновленчества, которое в свое время было инспирировано ЧК, а потом НКВД для разрушения Церкви. А дед боролся с этим и шел из тюрьмы в тюрьму.

Очень интересная у них с бабушкой была судьба. Ведь когда деда сажали, бабушка оставалась на воле. И когда его посадили во второй раз, а это было в 30-х, когда в стране свирепствовал голод, она сказала: все, теперь мы умрем. А у них было восемь детей: семь родных и одна дочь приемная. И дед сказал: поскольку я буду как бы нести крест за Христа, вы останетесь живы. Потом бабушка рассказывала, что в какой-то момент она поняла: все, жизнь кончилась, потому что на всех осталась лишь маленькая горсточка муки. Она из этой муки приготовила какие-то лепешки, они их скушали, а завтра есть уже было нечего. И вот ночью раздался стук в окно. Бабушка вскакивает, а с улицы голос: хозяйка, принимай груз. Открыла дверь - стоит мешок, полный муки, и вокруг - никого. Вот этот мешок муки спас и моего отца, и мне дал возможность появиться на свет. Потому у меня было с кого брать примеры.