Модест Колеров: "Концепция внешней политики России" ставит новые акценты в отношении стран б.СССР
Утверждённая президентом России
Во-первых, прямо и недвусмысленно заявлено, что ползучая "историческая" реабилитация нацизма и агрессивного национализма на постсоветском пространстве не связана с интересами науки, а является частью целенаправленной политики Запада по "сдерживанию России" - "Реакция на перспективу утраты историческим Западом своей монополии на глобализационные процессы находит свое выражение, в частности, в инерции политико-психологической установки на "сдерживание" России, включая попытки использовать в этих целях избирательный подход к истории, прежде всего к истории
Во-вторых, обращает на себя внимание тот факт, что отношения со странами Прибалтики и "новой Европы" уже не погружаются полностью в рамки отношений с
В-третьих, Концепция окончательно трансформирует свою философию
Здесь стоить обратить особое внимание на то, что теперь задачи строительства Союзного государства с Белоруссией также переводятся на рыночные основания, хотя и звучат и с меньшей долей уверенности: "продолжать согласованную линию на создание условий для эффективного строительства Союзного государства" - "через поэтапный перевод отношений между Россией и Белоруссией на рыночные принципы в процессе формирования единого экономического пространства". При этом остаётся непрояснённой перспектива такой неоднократно декларированной задачи ЕврАзЭС как "механизма содействия реализации крупных водноэнергетических и инфраструктурных проектов". Если в случае с инфраструктурными проектами в контексте активной энергетической политики России в Евразии вопросов не возникает, то в части "водноэнергетических", то есть клубка проблем вокруг энергобаланса и потребления воды между Казахстаном, Узбекистаном, Таджикистаном и Киргизией и, главное, коммерческим смыслом участия в них России - сегодня гораздо больше вопросов.
Важно и то, что в отношении ОДКБ Концепция делает акцент на интеграционной функции ОДКБ и, главное, её приоритете в Евразии перед лицом экспансии
Внятно и отношение России к неназванному
Чистым приговором выглядит в этом контексте пожелание, прозвучавшее в Концепции: "В этом русле будут выстраиваться подходы России к... взаимодействию в Черноморском и Каспийском регионах на основе сохранения индивидуальности Организации Черноморского экономического сотрудничества и укрепления механизма сотрудничества Прикаспийских государств". Одним словом, чем больше они будут увлекаться какой-то "неиндивидуальной", однотипной борьбой за "ценности" транзита и антироссийских "альтернативных маршрутов", тем меньше их будут слушать в Москве.
В-четвёртых, более чем откровенно обозначены угрозы, исходящие для России с территории бывшего СССР, а именно - с Юга: "Первостепенными задачами являются нейтрализация террористической угрозы и наркоугрозы, исходящих с территории Афганистана, недопущение дестабилизации обстановки в Центральной Азии и Закавказье". Напомню, об этом подробно писал ИА REGNUM в своём недавнем докладе "Перспективы войны в Закавказье и Средней Азии". Концепция дважды возвращается к установлению источника этой угрозы: "углубляющийся кризис в Афганистане создает угрозу безопасности южных рубежей СНГ. Россия во взаимодействии с другими заинтересованными странами, ООН, ОДКБ, ШОС и иными многосторонними институтами будет прилагать последовательные усилия в целях недопущения экспорта терроризма и наркотиков из Афганистана...".
В-пятых, на мой взгляд, не вполне обоснованно Концепция позиционирует "многомиллионную русскую диаспору - Русский мир - в качестве партнера" внешней политики России, "в том числе в деле расширения и укрепления пространства русского языка и культуры". Дело в том, что, несмотря на всю успешность концепта "Русского мира", на практике не существует отдельной и консолидированной "русской диаспоры", и тем более у тех русских организаций, кто претендует на представительство "диаспоральных интересов", не существует никаких особых, отличных от полномочий национальных властей, возможностей для достижения гуманитарных и тем более экономических и политических результатов. Наиболее успешна в таком случае не мифическая (и рискованная) диаспоральная политика России, а сама Россия, с которой выгодно сотрудничать и тем, для кого узки рамки "этнографической диаспоры", и тем, кто не относит себя к "Русскому миру", а просто считает себя поклонником Достоевского, Стравинского, Королёва, Путина и многонационального капитала России. Поэтому более реалистичной и важной выглядит в Концепции задача поддержки не "диаспоры", а всех и любых соотечественников в СНГ в части защиты "их образовательных, языковых, социальных, трудовых, гуманитарных и иных прав и свобод". Здесь - как говорят дипломаты - "потенциал", то есть груз нерешённых проблем почти неподъёмный, но касается именно миллионов, а не единиц "профессиональных русских", за которыми нет ничего, кроме их карьеры.
Наконец, обращает на себя внимание то, что высшее руководство России адекватно оценивает попытки политического диктата Запада в сфере экономических отношений, который чаще всего направлен на защиту противоречащего принципам рыночной экономики "экономического эгоизма" транзитных соседей и глобальных потребителей энергоресурсов России. Теперь Россия не только не пасует перед теми, кто намерен политически диктовать ей односторонние экономические правила игры, но и прямо готова к экономическому обеспечению своего политического суверенитета, "в соответствии с нормами международного права использует все имеющиеся в ее распоряжении экономические рычаги и ресурсы, а также конкурентные преимущества для защиты своих национальных интересов"..."
Одним словом, в отношении стран постсоветского пространства "Концепция внешней политики России", учитывая всю необходимую компромиссность и законную инерционность подготовки таких документов, как правило, даёт вполне внятные ответы на актуальные события вокруг России. Конфликтный потенциал этих событий далеко не исчерпан и конфликтная логика будет нарастать, но на западную теорию "сдерживания России", до сих пор служащую тестом на евроатлантическую лояльность для молодых постсоветских вождей, Россия вполне может ответить своей собственной, национальной практикой "сдержанной силы".